Не смей меня... хотеть - Мария Зайцева

него освободиться, зверею, в бешенстве начинаю отбиваться, и в итоге просто кусаю со всей дури  его за губу.

— Бля! — шипит он, отшатываясь, я пользуюсь моментом и вываливаюсь из ниши, запыхавшаяся и взбудораженная…

И — картина маслом: неподалеку ошивается вся свита Олега: Вилок, Сомик, Немой! И, вишенка на торте — Маринка!

Все они замирают, уставившись на меня во все глаза.

Я перевожу дух, мысленно застонав от досады, потому что , держу пари, видок у меня вполне характерный.

Юбка задрана, блуза в беспорядке, волосы — колтуном и губы натертые!

Олег выходит следом, злобно рыча, но тоже видит зрителей и тормозит.

Ловит меня за руку, прижимает к себе на мгновение, пользуясь временным ступором, мягко говорит:

— До вечера, малыш.

И уходит, сука такая, а я не успеваю его даже по роже поганой отоварить!

Только стою, дура дурой, ресницами хлопаю.

Олег, поравнявшись с приятелями, дает пять паскудно щерящемуся Сомику, кивает Немому и, не обращая внимания на застывшую столбом Маринку,  идет дальше.

За ним следом уметается Вилок, Немой , задержавшись на пару секунд и прострелив меня невероятно тяжелым, холодным взглядом, сует тяжелые кулаки со сбитыми костяшками в карманы и топает прочь.

А я остаюсь один на один с злобно пялящейся на меня Маринкой.

Ох…

Неудобная ситуация.

И, самое главное, что объяснять-то смысла нет никакого… Ну вот что я могу сделать? Побежать следом за Олегом и начать сбивчиво лепетать Сомику и Немому, что это все не то, о чем они подумали? Бред же…

Раньше надо было.

Успела бы ударить этого придурка по роже, все вопросы бы снялись.

Но Олег, когда надо, может быть невероятно шустрым.

Так что поезд ушел. Да и плевать.

В конце концов, я никому ничего не должна…

Жаль, Немому не успела спасибо сказать, но, в принципе, еще успею сегодня, день длинный…

Разворачиваюсь, игнорируя раздувающую ноздри Маринку, и открываю дверь в библиотеку. Зачем-то же я сюда шла?

— А ну стой, сучка! — злобно орет очнувшаяся от ступора бывшая подружка.

Я останавливаюсь, разворачиваюсь к ней, поощрительно улыбаясь. Не то, чтоб я хотела сейчас подраться, я вообще этого не умею делать, но кто-то тут совсем берега попутал.

А вот мне огромный запал нетворческого зла, надо его куда-то деть. Маринка сама виновата, короче.

Злобное шипение за спиной я еще спускала с рук, да и то только потому, что как-то подрастерялась в первые дни общего игнора.

Но вот прямые оскорбления — это уже перебор.

Если б Маринка была поумнее, она бы уже на моменте моей улыбки тормознула и все прекратила. Но умом ее вселенная не наградила, зато апломбом и тупостью — через край.

Потому она подлетает ко мне и шипит сквозь зубы:

— Пошла нахер от моего парня, сука!

— Рот закрой, последние мозги выдует, — холодно отвечаю я, — твой парень мне только что замуж предложил.

Наслаждаюсь неверяще раскрытыми глазами бывшей подруги  и добиваю мстительно:

— А я отказала. Так что забирай себе свое говно и следи за ним получше, а то утечет в канализацию.

После этого разворачиваюсь и с чувством выполненного долга иду в библиотеку. Маринка , если и хочет мне что-то ответить, не успевает, потому что я уже внутри, а библиотека у нас — царство Виселицы, Виктории Сидоровны, женщины легендарной и на редкость злопамятной. Она терпеть не может шума в подконтрольной ей территории и всех неугодных сдает ректору на опыты. Учитывая, что ректор - ее родной брат, то понятно, что после этих опытов бедняги студенты ходят бледные и печальные.

Меня Виселица любит еще с первого курса, мы с ней сошлись на общей страсти к Блоку. Я ей даже на день учителя дарила раритетное издание, которое по спецзаказу везли из Питера.

Так что в любой ситуации, вздумай Маринка сюда пробраться и устроить концерт… Ну, она, конечно, кары заслуживает, но не такой же… Я все же гуманный человек…

В библиотеке я бегу за стеллажи и наскоро привожу себя в порядок. Смотрю в маленькое карманное зеркальце, огорченно цокая языком на размазанную по лицу помаду и засосы на шее. Когда успел, сука?

Выгляжу, конечно, жутко развратной и пошлой. Ужас. И никому ничего не объяснишь, главное…

Спешно убираю следы гадкого присуствия в своей жизни Олега, потом беру книги, за которыми, собственно, и приходила, и выбегаю в коридор.

Маринка все же не совсем идиотка, потому что  возле дверей караулом не стоит.

Группа встречает меня осуждающим гудением.

Похоже, Маринка успела провести пояснительную беседу.

Со мной опять никто не садится, все избегают, словно прокаженную, но у нас впереди две пары Рашидовны, и мне глубоко пофиг на общий настрой однокурсников. Тут бы под стрелу не попасть…

А, учитывая, что физиономия заходящей в аудиторию Рашидовны кислая больше, чем обычно, пары нам предстоят занимательные…

Улыбаемся и прячемся, короче говоря…

На перемене получаю сообщение от Риски: веселый мемчик с блюющей зеленой собачкой.

Набираю:

— Ты дома, что ли?

— Ага… — голос у подружки безжизненный, глухой, — мне пло-о-о-хо… Гошка, отвали…

На заднем плане язвительный мужской голос, слов не слышно, но интонация вполне говорящая. Издевается и сарказмирует.

Братья — они такие… Никакого участия… Как сами с похмелья болеют, так им и супчик согрей, и аспиринчику принеси, и маме не говори… А как помочь  в аналогичной ситуации — ни одного слова без подъебки… Знаем, плавали. Один раз, правда, но прямо на всю жизнь мне хватило.

Судя по всему Игорь Солнечный ничем от остальных типичных братьев не отличается.

— Пей больше водички, — советую я, — а лучше, знаешь… Полисорб какой-нибудь… Или угля активированного…

— Гош… — мученически тянет Риска, — сгоняй за угольком…

— Ага, прям щас, — слышится голос Игоря, — спецом тебе сейчас из мангала достану!

— Гад… — безвольно выдыхает Риска.

— Злится? — спрашиваю я осторожно.

— Ага… — судя по звукам, Риска пьет воду, голоса Игоря не слышно, наверно, реально ушел из мангала угли добывать. Добрый такой братик. — Ему папа вломил сильно за меня…

— А чего ему-то? — удивляюсь я.

— А кому? — резонно спрашивает Риска, и я уныло киваю.

Ну да. Реально некому. Старший брат же. Ушел гулять на всю ночь вместо того, чтоб за сестрой смотреть. И неважно, что сестре восемнадцать и она — та еще звезда. — А мне так пло-о-о-охо-о-о-о… — стонет Риска,