Черная кровь ноября - Ашира Хаан

заметит, – улыбка у него была совершенно колдовская. Обаятельная и немного опасная. Елизавета не любила мужчин с длинными волосами, ее юность пришлась на военную строгую моду, но она не могла отделаться от мысли, что еще немного – и ее сердце забьется чуть чаще. Еще одна улыбка. Еще один такой взгляд. Еще одно коварное предложение, сделанное мягким гортанным голосом.

– Но как же… – она не закончила.

Машина даже не тормозила, она просто замерла на месте, застыла, как муха в янтаре. И все вокруг окрасилось в янтарно-золотой. Казалось, даже в воздухе видны сверкающие искры. И сам он стал плотным.

Водитель выбрался из-за руля, открыл дверцу с ее стороны и протянул руку.

– Погляди, Лиззи, все вокруг расцветает. Неужели тебе не хочется посмотреть поближе?

И она вложила свою сухую ладонь в его тонкие пальцы. Он подхватил ее легко, и суставы с мышцами повиновались этому порыву, словно им снова было семнадцать, как той девочке, что навсегда заперта в состарившемся теле.

Даже низкое декабрьское солнце казалось весенним из-за золотистого оттенка, который ему придавал этот новый застывший вокруг них воздух. Машины на дороге замерли, люди остановились на половине шага. Летящие с деревьев листья, голубь на половине взмаха крыла, – все застыло, пока она стояла тут с длинноволосым зеленоглазым водителем и смотрела на него, а вовсе не на яркие фиолетовые крокусы, лезущие из декабрьской жухлой травы так нагло, словно уже и вправду весна.

– Ты ведь никогда не видела таких как я? – спросил водитель.

– Никогда… – завороженно ответила Елизавета.

– Почему? – требовательно спросил он, и у нее даже слезы подступили к глазам от того, что она не могла не то, что ответить, а даже понять – что же он от нее хочет?

– Ох, маленькая… – как будто спохватился он и и вдруг прижал к себе, погладил ладонями по плечами. И семнадцатилетняя девушка внутри нее вздрогнула, всхлипнула и покраснела. Но крови уже не хватило сил, чтобы донести алое смущение до пергаментной кожи.

– Кто ты? – спросила она его. Давно уже понятно, что не водитель.

И Елизавета читала очень много странных вещей. И о многом разговаривала с другими людьми на вершинах власти в разных концах света. Она давно знала все про Луну и странные события в пустыне, ей было точно известно про то, существовали ли тайные общества и настоящие колдуны. Она знала даже о том, о чем информация даже не просочилась пока в мир.

Но про эльфов она читала только сказки.

– Почему ты так долго живешь, если в тебе нет эльфийской крови? – Он не услышал ее вопроса.

Если бы эльфы существовали, Елизавета могла бы с точными цифрами и картами на руках пояснить ему, почему Виндзоры никак не могли бы быть в родстве с ними. Насчет остальных королевских родов все было не так однозначно.

– Может быть, я ела яблоки с Авалона? – она впервые решила пошутить с ним. Но он задумался.

– А может. Когда сады стало некому охранять, и сердце почти перестало биться, семечки яблонь попали на человеческую землю и уж тебе-то точно должны были доставить самые вкусные яблоки страны!

– Кто ты? – Снова спросила она. Елизавета хотела услышать. Точно услышать, не вообразить своим бестолковым сердцем, которое все сбивалось с ритма, но это в кои-то веки было не страшно.

– Тот, кто однажды даст тебе отдохнуть, маленькая, – улыбнулся он ей, и тонкие пальцы погладили ее иссохшие губы.

– Ты пришел за мной, Смерть?

– Нет, Ваше Величество, пока еще нет. Но скоро мне понадобятся золотоглазые правители во главе тех государств, что еще могут что-то решать.

– Мой наследник… – Лиззи вдруг испугалась. Неужели…

Зеленоглазый покачал головой.

– У одного из них скоро родится ребенок с золотыми глазами. Это будет твой правнук или правнучка, я тебе обещаю. Но еще и мой. И вот тогда лучше вам самим сделать так, чтобы к десяти годам трон был свободен.

– А я…

– Если хочешь, я заберу тебя в свои рощи, Лиззи, – холодный свет его глаз вновь смягчился. – Любишь танцевать? У меня есть много-много красивых залов для танцев, много-много веселых музыкантов и столько партнеров, что тебе и не снилось. И никто из них не оттопчет тебе ноги, никто не собьется с ритма.

– А ты…

Он рассмеялся и не ответил. Только вновь открыл ей дверцу машины.

Королева проснулась только уже за городом.

Ей снился удивительный сон, но она никак не могла его вспомнить.

26. Кристина

Больше всего сейчас Кристина боялась, что войдет – и мать сразу поймет, что произошло. Она всегда понимала.

Даже когда Кристина тогда в пятом классе стерла с рюкзака белесые потеки, мама все равно по ее лицу догадалась, что что-то произошло и начала расспрашивать и успокаивать, пока Кристина не рассказала про толстого мужика, который в автобусе прижимался к ней – она сначала думала из-за давки, а потом задела рукой что-то горячее и посмотрела вниз, а потом в его мутные глаза, и ей стало страшно.

Даже когда в десятом ее зажали два парня из параллельного класса прямо на лестнице. Ничего почти не сделали – только полапали грудь через форму, зажимая Кристине рот пахнущей табаком ладонью. Мама только уточнила – через форму? Ну ладно. И налила коньяку.

Не идти домой тоже не вариант. Может быть, купить пива и напиться посильнее? Тогда будет незаметно. Но и на это не решилась.

И правильно сделала. У мам тоже бывают очень плохие дни, и еще пьяная в ноль дочь в этот плохой день сделала бы его совершенно невыносимым.

Кристина хотела проскользнуть в ванную, чтобы смыть с себя касания Алексея, но заметила маму, сидящую на кухне с таким лицом… нет, не лицо было самым страшным. Больше всего Кристину поразили ее руки. Как будто вся усталость за ее жизнь накопилась и собралась в руках. Безжизненные, бесполезные, будто не принадлежащие телу. Мама смотрела на них пустым взглядом, словно примериваясь – отрезать или пусть болтаются?

– Мам? – тихо позвала она.

Мама подняла голову и посмотрела на Кристину как будто издалека. В ее глазах не было вообще никого живого, словно оттуда вынули человека.

– Что случилось?! – Кристина перепугалась так, что у нее, кажется, отнялись ноги. Она оперлась на стену, но не могла сделать ни шага.

– Все, Кристиночка. Все случилось.

Голос тоже был мертвый.

– Мам, перестань! – когда тебе только восемнадцать, и то всего несколько часов как, очень не хочется знать о том, что выглядит вот так.