Жена самурая - Марина Крамер

Меня подмывало извиниться за свои слова, но я никак не могла дождаться подходящего момента. Извинения были нехарактерны для меня, но сегодня я остро чувствовала свою вину перед мужем. Он бы никогда не позволил себе упрекнуть меня в чем бы то ни было, хотя за мной – чего уж греха таить – водились грехи и грешки разного калибра. Один только роман со стриптизером из маленького провинциального городка чего стоил, а ведь Акела об этом знал. Иногда я думала – а вот если бы я узнала что-то подобное о нем, то не простила бы. Вернее, простила – потому что жить без него куда хуже, чем знать такую ерунду – но при каждом удобном случае колола бы мужа этим знанием, как иголкой. А Сашка – нет. Ни разу за прошедшее с того момента время он не дал мне понять, что в курсе этой моей интрижки, и узнала я обо всем от папы, если честно. Сашкино благородство иной раз ставило меня в тупик…

Но когда мы, уложив спать Соню, остались вдвоем, я вдруг не смогла себя заставить снова поднять тему, из-за которой вспыхнула ссора. Мы так уютно лежали в обнимку на низкой тахте, и моя голова покоилась на плече мужа, а его рука накрыла мою, согревая и даря спокойствие и уверенность, что я не нашла в себе сил разрушить идиллию. Ничего, я думаю, что Сашка и так все понимал – и как мне стыдно, и что я сожалею о своих словах, и что вряд ли еще когда-то впредь осмелюсь выдать подобное. Все-таки понимать друг друга без слов – это великое искусство, которым владеют только истинно любящие люди.

Ольга продолжала приходить в дом Сайгачевых. Постепенно хмурый неулыбчивый преподаватель начал чуть менять свое отношение к ученице. Ольга была девушкой способной, настойчивой и упорной, что, безусловно, не могло не внушить Александру Михайловичу уважения. Он позволял Паршинцевой приходить в «Каскад» на занятия, и по живому интересу в ее глазах замечал – она не притворяется, ей на самом деле почему-то необходимы эти знания. Однажды после окончания тренировки Ольга задержалась и попросила разрешения попробовать повторить движения и стойки, которые он разучивал с учениками. Чуть удивленный Сайгачев хмыкнул, но деревянный шинай все-таки протянул, и Ольга довольно точно воспроизвела некоторые упражнения. Александр Михайлович удовлетворенно кивнул и уже собрался уйти в тренерскую, как вдруг заметил – Паршинцева подошла к манекену и, обхватив рукоять шиная двумя руками, принялась имитировать удары по шее – снизу вверх спереди назад, так, словно пыталась отрубить манекену голову. У Акелы вскипела кровь – он не позволял ученикам подобных действий, считая это недопустимым, и одновременно с этим в голову пришла мысль: а ведь именно ради вот этих навыков странная девица с ледяными голубыми глазами и ходит в его дом и его клуб. И то, с какой жадностью она рассматривает мечи, когда думает, что ее никто не видит, тоже неспроста.

Он мог бы отказать Ольге в занятиях – запросто. Но Аля… Ведь это Аля просила его позаниматься с приятельницей. Ему не хотелось огорчать жену, он отдавал себе отчет в том, что, по сути, лишил ее той жизни, которой живут ее сверстницы, и даже то, что своенравная Алька пошла на это добровольно, не оправдывало его. А с этой Ольгой она имеет возможность поговорить о каких-то женских мелочах, которыми не может поделиться с ним. Да, Ольга нравилась ему все меньше – но и запретить Александре общение с ней он не мог. Та ссора из-за похода в кино лежала камнем на совести Акелы. Он не смог отступить от своих правил даже на шаг, чем обидел жену. В сущности, она не просила ни о чем криминальном, а он, чтобы не нарушать собственного покоя и комфорта, пытался заставить ее подчиниться. И только уйдя из дома, он понял, насколько ему нужна семья и домашний покой. Он любил эту маленькую хрупкую женщину, любил их вертлявую малышку Соню, любил по-настоящему. На пятом десятке одинокий волк Акела обрел смысл в жизни, то, что заставляло его забывать обо всем и стремиться в обустроенную по собственному вкусу квартиру, туда, где его ждали жена и дочь.

Мысли снова вернулись к Ольге, которая по-прежнему наносила манекену удары в область шеи и при этом о чем-то напряженно думала, словно восстанавливала в голове какую-то картинку.

– Что вы делаете? – решился Акела, и она вздрогнула, уронила шинай на пол, но мгновенно собралась, легко нагнулась и подняла.

– Простите, Александр Михайлович, я не нарочно…

– Я не о том, что вы уронили шинай. Я спросил – что вы пытаетесь сделать с ним?

Щеки Ольги чуть порозовели, она опустила голову, крутя в руках деревянный меч.

– Пыталась понять, можно ли отрубить голову человеку одним ударом, – еле слышно проговорила она, и Акела вздрогнул.

– Что?!

– То есть… я хотела… словом, прикидывала… ну, хватит ли сил…

– У вас?

– Вообще…

– У вас – нет. А вот у меня – запросто, – коротко бросил Акела, забрал из рук испуганно замолчавшей Ольги шинай и, вернув его в стойку, направился к двери в тренерскую. – Занятия на сегодня окончены, всего доброго, Ольга.

Паршинцева подхватила свой рюкзак и поспешно вышла из зала. «Слишком уж поспешно», – отметил Акела про себя и направился в душ.

Арест моего мужа наделал много шума во дворе. Старушки-соседки очень живо обсуждали эту новость, а центром всех разговоров была, разумеется, Алиса Власьевна. Она, округлив глаза, сообщала жуткие подробности дела, известные ей якобы со слов следователя:

– …и вот надо же ему было на ком-то тренироваться? Так он, паразит, вон чего удумал – бомжей обезглавливать!

– Погоди, Власьевна, – перебила толстая, одышливая Полина Дмитриевна. – Как так – тренироваться, зачем?

– А вот так! Он в какую-то секту вступил, а там ему должность убийцы определили! – убежденно фантазировала Алиса Власьевна, не замечая, видимо, что я вхожу в арку. – Секта эта хотела весь город к рукам прибрать, и такие, как наш японец, должны были неугодных убивать!

– Сашенька! – ахнула Полина Дмитриевна, увидев наконец меня, и кинулась как на пожар. – Да как же ты уцелела-то, детка? Как же он тебя-то не зарезал, убийца? И Сонечку, Сонечку-то!

Я ничего не понимала, испуганно озиралась и вглядывалась в лица окруживших меня плотным кольцом женщин. А те охали, ахали и извергали проклятия в чей-то адрес, но в чей и за что – я не могла разобрать. И только когда кто-то из них произнес имя моего мужа, я вдруг почувствовала, что случилось что-то ужасное. Что-то с Акелой. Я оттолкнула стоявшую на пути Алису Власьевну и кинулась к подъезду. Взлетев по лестнице, обнаружила открытую дверь квартиры и совершенно незнакомых мужчин в прихожей.

– Вы… кто? – задыхаясь от быстрого бега, спросила я, и один из них молча сунул мне в лицо развернутое удостоверение. – Что… что происходит? Где Саша?

– Гражданин Сайгачев Александр Михайлович задержан по подозрению в убийстве, – отчеканил неприятного вида мужчина в длинном кожаном пальто и широкополой шляпе.

У меня из-под ног рванулась лестничная клетка, и я едва не упала, успев ухватить «кожаного» за рукав.