Большая книга зимних романов о любви - Елена Усачева

– Куртку надень, – напутствовал тренер.

Санек, не глядя на Лизу, шагнул в коридор.

– Черт! – выругался он. – Теперь засмеют.

– А ты перенаправляй.

– Что перенаправлять?

– Энергию противника.

Санек снова чертыхнулся и вызвал лифт. Так вот откуда у котенка такая нелюбовь к этому слову! Лиза потупила глаза и тихо спросила:

– Он твой?

– Брательника. У нас от этого чертяки вся квартира стонет.

– Зовут, случайно, не Чингисханом?

– Мамаем. Что ты на крыше делала?

– Девчонку одну спасала. Думала, она прыгнуть хочет, а потом чуть сама не свалилась.

– А ты чего, правда, контуженая? – Лифт поехал вниз.

– Нет, у меня лишь сотрясение мозга и рана. – Лиза сунула под нос Саньку свою зашитую макушку.

– Круто, – только и смог выдохнуть он.

– А еще, знаешь, снимем котенка и сходим в парк стул поискать?

– Какой стул?

Лиза старалась на Санька не смотреть. Боялась, что рассмеется.

– Обыкновенный, с деревянной спинкой. Я его там спрятала, а он потерялся. Ушел куда-то.

– Стул? – уточнил Санек.

– Айкидо, – напомнила Лиза. В характере русских это было заложено изначально – биться до победного. Это американцы пускай разговаривают.

– Перенаправление силы противника! – Санек наконец хмыкнул, оттаивая. – Слушай, откуда ты такая умная?

– Книжки читаю, – пробормотала Лиза. Ну, если для него это «умная»…

Мимо охранницы Лиза постаралась пройти, спрятавшись за спину спутника.

– Ладно, – согласился Санек. – Ну что, дом тридцать один, корпус один, квартира тринадцать, чай-то когда будем пить?

Лиза почувствовала, что краснеет.

– Или мне тебе позвонить, договориться заранее?

Лиза натянула капюшон на голову. Айкидо. На тренировки, что ли, записаться? А потом подстеречь Галю в темном переулке и припомнить ей, как соседка по парте сдала ее двум любителям забрасывать котят на клены.

– Привет! – негромко поздоровалась Нона.

Санек тут же засмущался от ее пристального взгляда.

Котенок орал.

– Предлагаю оставить, – прошептала Лиза. – Он у меня дома все перевернул.

– Мамай брательнику принадлежит. Он уже спрашивал, куда подевали его любимца.

Санек подошел к дереву, потрогал ствол ладонями.

Лиза уже представила, как ее герой легко подпрыгнет и, обхватив ствол руками и ногами, в одно мгновение вскарабкается на самую верхушку.

Но ничего этого Санек делать не стал. Он еще немного пощупал елку, а потом резко ударил по ней кулаком. Кошачий ор прекратился. Сверху посыпались шелуха, снег, а потом мокрым комком на них обрушился котенок.

– Шоковая терапия. Полчаса будет молчать. – Санек перекинул обалдевшего Мамая на руки Ноне. – Что еще надо спасти?

– Стул, – напомнила Лиза.

– А ты знаешь, где он?

– Я его спрятала в кустах в парке…

– Раз спрятала, значит, там и стоит.

Стул и правда стоял. На пригорке, возле пруда. Его залил дождь, снег покрыл ледяной корочкой. Стул был повернут в сторону заката. И как по заказу, в тот момент, когда они подошли, из-за облаков вырвался луч солнца.

Нона, как завороженная, опустилась на мокрое сиденье. Котенок затих у нее в руках.

Лиза попятилась, поманила за собой Санька.

– Все нашли уже? – понимающе прошептал он.

– Это бомжи его, наверное, так поставили. Тоже пейзажем любовались, – ответила Лиза, хотя про себя подумала, что это скорее всего Костик. Обшарил все кусты и нашел. Совесть замучила.

– Вы что, здесь каждый день закат смотрите?

– Нет, еще иногда кошек на деревья забрасываем. Это тоже обычно на закате происходит.

Мокрый парк был пуст. Деревья тянули к одиноким гостям отяжелевшие от влаги ветки.

Первый снег всегда тает. Этот тоже скоро исчезнет. Но к тому времени земля промерзнет, и уже второй снег ляжет надолго. До Нового года, до февраля, до марта. А может, и до апреля.

Санек шагал широко. Белые спортивные штаны мокрой тряпкой бились о его ноги. Придется стирать. А заодно много что кому объяснять.

И уже на выходе из парка Санек вдруг усмехнулся.

– Чудна€я ты! – прошептал он и вдруг обнял Лизу за плечи.

В первую секунду Лиза дернулась, испугавшись, что будет больно. Но от обнявших ее рук шло тепло. И вроде бы надо перенаправить энергию «противника», но так хотелось оставить ее у себя. Лиза так и сделала.

Потом они шли обратно к спорткомплексу, где Саньку нужно было переодеться, и Лиза пыталась рассказать ему всю эту историю – путаясь и путая его.

Около спорткомплекса они договорились, что вечером Санек придет к ее дому, и если не будет мамы, то Арзамасцева все-таки угостит его чаем с печеньем. Самым вкусным на свете.

И он снова обнял ее. И как бы добавил к той теплоте, что уже сидела внутри Лизы, еще чуть-чуть. А потом поцеловал. Коротко коснулся губами, оставив на память ощущение легкости.

Санек ушел. Счастливая Лиза повернулась, чтобы перейти через дорогу, а там мимо двух садов и одной высотки, к дому. В этот момент ее увидела Томилова. Фаина что-то с жаром говорила ей, но Соня не слушала. Она смотрела на Лизу. Как та идет по бордюрному камню, чуть помахивая руками для равновесия. На ней были невозможная сиреневая куртка, старые джинсы и грязные кроссовки. Капюшон наезжал на нос.

А Лиза шла и думала, не помочь ли Ноне нести стул обратно? Или Горюнова и сама все может сделать?

– Доча! – встретила ее мама на пороге квартиры. – Тебе сколько лет?

Лиза зажмурилась. Сейчас она чувствовала себя маленькой. Ощущение счастья всех возвращает в детство.

– Тебя совсем нельзя одну дома оставить? Ушла, все бросила. Что за безобразие ты на кухне устроила? И что это за лужи по всей квартире? Ты меня не слышишь? Елизавета! Приди в себя! Тебе врач прописал постельный режим, а ты где-то носишься в мокрой обуви. Почему вы все такие эгоисты? Почему вы все думаете только о себе! Надеялась, вырастет дочь, будет мне помощницей, а вместо этого я все время оказываюсь одна. Что за бардак ты в квартире устроила? Ты знаешь, сколько стоит это покрывало! На эти деньги неделю жить можно! А ты его затоптала и залила непонятно чем.

Мама все говорила и говорила. Лиза успела разуться, повесить куртку, дойти до ванной комнаты.

– Мама, – прошептала она. – Я тебя очень-очень люблю.

Действительно, человека нельзя приручить. Его можно только любить. Ну, или на худой конец дружить. Хотя Нона, кажется, говорила по-другому.