Корень мандрагоры - Евгений Немец

— Мара, твоя точка зрения имеет право на жизнь, но уж больно она умозрительная.

— Вовсе нет, — спокойно ответил он, глотнул вина и продолжил: — Вот тебе пример. Ты знаешь, что такое рак? Я про злокачественную опухоль.

Я пожал плечами. Все, что я знал об этом проклятии, так это то, что лучше, чтоб это было от тебя подальше. Мара продолжил:

— Рак — это болезнь, которая возникает из-за генного изменения обычных здоровых клеток, она не обусловлена деструктивным влиянием вирусов или какого-то другого вредоносного агента. Обычная клетка «знает», сколько соседей вокруг нее, и это знание регулирует процесс ее деления. Иными словами, если соседей достаточное количество, клетка прекращает делиться. К тому же после нескольких стадий деления здоровая клетка погибает, это запрограммированная смерть. Клетка злокачественной опухоли не имеет понятия о том, сколько соседей вокруг нее. Она теряет об этом информацию, а каналы, через которые она могла бы эти данные восстановить, обрываются. Поэтому больная клетка делится бесконтрольно и очень быстро, да еще и не умирает. Причем вполне спокойно может просачиваться сквозь ткани других органов. Просто потому, что не догадывается об их существовании. Это напоминает… ну, скажем, потерю ориентации при полной клаустрофобии, когда тебе срочно требуется наружу, вокруг темно, дверей ты найти не можешь, а потому ломишься прямо сквозь стену. Представил? Канал обмена информацией между зараженной клеткой и ее соседями затыкается до полного нуля, и вот результат: из всех функций у клетки остается только репродуцирование, и она бросает всю энергию на ее выполнение. Такое впечатление, что стоит изолировать клетку от информационного поля организма, как она сходит с ума.

— А вот эта твоя «информационная теория болезни»… я так понимаю, что экспериментальное подтверждение этому отсутствует, да? — Я вложил в слова долю иронии, потому что знал ответ, и еще потому, что вспомнил отца.

— Извини, Гвоздь, у меня пока нет собственной клиники.

— Как и медицинского образования. Мара тяжело вздохнул, ответил:

— Гвоздь, я не пытаюсь тебя убедить в том, чего ты не можешь пощупать руками и увидеть собственными глазами. Я пытаюсь сказать, что наука дробится на узкоспециализированные направления и эти направления все сильнее отдаляются друг от друга. Возможно, чтобы сделать качественный скачок — прорыв, необходимо, чтобы на проблему посмотрели специалисты из другой области, ты не согласен?

— Посадим сантехника за микроскоп? — Я выразил лицом удивление.

Мара поморщился, ответил:

— Не передергивай. Когда физика с математикой работают рука об руку, выигрывают и та, и другая. В нашем случае не помешало бы объединить биохимию, физику полей и кибернетику, например.

На самом деле меня не особенно волновала проблема экспериментального подтверждения теории Мары. Я вспомнил отца. Он лежал на кровати и почти не шевелился. Желтые впалые щеки, провалившиеся замутненные глаза, и только едва заметное порывистое вздымание грудной клетки говорило, что где-то под ребрами еще бьется усталое сердце. Бьется и вместе с кровью разносит, словно десант головорезов, выжигающий все на своем пути, метастазы рака. Потому что однажды где-то в складках желудка одна-единственная клетка отгородилась от организма и спятила. Я подумал, что Мара прав: сознание, изолированное от внешнего мира, начинает рвать себя на части, оно делит себя на шизоиды, потому что хочет построить мир в тех пределах, которые доступны, то есть в границах одного разума. Клетки раковой опухоли стремятся построить вокруг себя свою вселенную, не имея понятия о том, что при этом они уничтожают уже существующие вселенные. Я подумал, что в таком абстрактном понимании сути злокачественной опухоли нет ничего необычного. Разве люди не разрушают чужие миры и цивилизации в порыве утвердить собственную иллюзию? Как, например, утопическое мировоззрение жителей острова Пасхи, которые вырубили все свои пальмы только для того, чтобы дотащить каменных истуканов до берега океана; или апокалипсический мистицизм Третьего рейха… злокачественные философские учения, несущие смерть своим обладателям…

Порыв ветра с глухим ударом бросил в окно пригоршню дождя так резко и громко, словно это не дождевые капли, а сушеный горох. Снаружи, где-то в недрах растворившегося в непогоде города, что-то долго и грустно выло. Мне вспомнилась поговорка: в такую погоду хороший хозяин собаку на улицу не выгонит — следом я подумал, что бутылка уже пуста, тема беседы далеко не исчерпана, а я не самый лучший хозяин. Я оглянулся на Кислого, сказал:

— Я где-то слышал, что красное вино — хорошее средство для профилактики онкологических заболеваний. К тому же вино, Кислый, к твоему сведению, содержит ресвератрол, а это ген молодости, почти эликсир бессмертия. Так французы говорят. Так что собирайся, приятель. Собирайся и топай еще за одной бутылкой.

Кислый сделал большие глаза, указал пальцем на черное окно, словно хотел сказать: «Не губите, барин! Сгину ведь!»

— Кислый, — начал я с расстановкой, — давай кое-что проясним. Мы тебя тут поим и образовываем. Мара для тебя все равно что халявный Интернет с открытым доступом на сайты энциклопедий и порталы мудрости. Я плачу. А ты — курьер. Это справедливо. Так что вот тебе деньги, и давай, мой хороший, одна нога тут, другая… Забирай, в общем, обе, и бегом за вином!

Кислый глубоко вздохнул, вкладывая в этот вздох безысходность всего человечества, взял деньги, одним глотком осушил свой бокал и поплелся к двери.

— Не бойся, Кислый, — подбодрил я его. — Шаман Дионис не даст тебе раствориться в кислоте информационной канализации непогоды.

Маре понравилось мое напутствие, он одобряюще кивнул, дверь за Кислым закрылась, я повернулся к нашему уважаемому философу, спросил:

— Хорошо. Положим, болезнь — это нарушение обмена данных, и урегулирование этих каналов надо рассматривать как выздоровление. И ты правда считаешь, что шаман может вылечить пациента, у которого запущенная форма рака?

Мара задумчиво потер подбородок, ответил:

— Если я скажу «да», то это будет неправдой. Вернее, не совсем правдой. Я ведь не шаман-целитель, я не знаю техник влияния на информационные каналы человеческих органов. Я не проверял их на практике и даже не пытался. К тому же при столь сильном заболевании необходимо восстанавливать очень много связей, что по плечу далеко не каждому шаману, я считаю. В любом случае такие эксперименты были бы очень интересны и даже перспективны. Но ты же понимаешь, что ни один уважающий себя центр медицинских исследований на такое не пойдет.

Я представил, как вокруг пациента, утыканного датчиками и катетерами, при галогенном освещении и в окружении белоснежных занавесок и всевозможных приборов с горящими лампочками, на кафельном полу выплясывает, высоко задирая ноги и потрясая над головой кожаным бубном, разодетый в шкуры и перья шаман, и мне стало смешно. Мара понял мое настроение, тоже улыбнулся.

— Слушай, Мара, твой шаманизм как древнейшая практика регулирования информационных каналов — разве это не напоминает китайскую медицину иглоукалывания с их энергетическими течениями?