Цивилизация запахов. XVI – начало XIX века - Робер Мюшембле

Удивительный разговор о дефекации — диалог в письмах! — создает впечатление, что собеседницы читали «Способ добиться успеха». Речь идет об очень высокопоставленных дамах. Начала разговор Елизавета Шарлотта Пфальцская, невестка «короля-солнца». 9 октября 1694 года она пишет своей тетке, курфюрстине Софии Ганноверской, которая отвечает ей 31 числа того же месяца[122]. Явно в очень плохом настроении, находясь в Фонтенбло, первая дама жалуется на необходимость справлять свои нужды на улице, на глазах у всех. В это время она пребывала в немилости, потому что монарх не простил ей яростного сопротивления женитьбе сына, будущего регента Франции, которую она считала мезальянсом. Людовик XIV обращался с ней холодно, от чего она страдала. Зная, что вся ее переписка читается, она вставляла в текст ругательства в адрес своего недруга, мадам де Ментенон, называла ее «старой идиоткой». «Фекальный взрыв», который мы приводим ниже, мог быть своеобразной местью. Тем не менее слова здесь не очень грубые.

Последнее выражение напоминает использованное Бероальдом: «производить дерьмо зубами». Хитрая бестия умеет уколоть незаметно, избегая (по неуточняемым психологическим причинам) упоминания в своем нуднейшем перечислении королей и королев. Зять той, кто писал это письмо, — самый могущественный из живущих монархов, человек безжалостный. Тетка адресантки, по-видимому, почувствовала опасность. Зная, что ничего из ее ответа не останется для короля секретом, поскольку его шпионы внимательно изучают всю почту, она разражается звенящим панегириком, который, вероятно, должен был его рассмешить и тем самым обезоружить.

В заключение курфюрстина упоминает плохое настроение племянницы, несмотря на свободу «испражняться где угодно, как только возникнет такое желание». Трудно более умело призвать к порядку беспокойное дитя, рискующее еще сильнее испортить настроение хозяину. Она походя затронула некоторые моменты жизни, сегодня забытые. Прежде всего — отсутствие отвращения, даже в высшем свете: ведь она пишет, что обычно людям нравится запах собственных экскрементов. Во-вторых — присутствие кала и мочи в составе множества лекарственных средств, высоко ценившихся медицинским сообществом[123]. Наконец, духи на основе жидкости из половых желез животных.

Принцессу Пфальцскую нельзя считать исключением, плохо воспитанной немкой. В другом месте она описывает малоприличные придворные игры, в частности конкурс, кто лучше пукнет, проводившийся между нею, ее мужем и их сыном, будущим регентом. В 1710 году, рассказывает она, король очень следил за тем, чтобы никто не портил воздух, однако это не касалось ни дофина, ни его жены. Прогресс в сфере нравов столкнулся во Франции с хорошо укоренившимися традициями[124]. «Новый веселый фарс о пуке» привлекает внимание толп уже в конце Средних веков. В 1540 году в Париже выходит в свет «Забавная классификация пуков»; вспомним также, что в 1544 году Эстор де Больё написал блазон о выпускании газов. В том же 1544 году на французский язык были переведены советы Эразма молодым людям. Он рекомендует не сдерживать газы в кишечнике, сжимая ягодицы, потому что при этом есть риск заболеть. Лучше выйти и облегчиться в сторонке или, если это невозможно, «закамуфлировать шум кашлем». Век спустя аббат Коттен стал придумывать на эту тему загадки:

Ветры было поутихли под натиском морализаторов, были запрещены в приличном обществе — но вновь набрали силу, причем не только при дворе Людовика XIV, но и в медицинской литературе эпохи Просвещения: в 1754 году доктор Комбалюзье пишет большой трактат «Пневмопатология болезней живота». По-видимому, на эту тему много шутили. Пробившая «стеклянный потолок», оставлявший этот сюжет мужчинам, Мария-Антуанетта Фаньян в 1755 году публикует «Историю и приключения милорда Пука». Книга начинается так: «Я описываю здесь жизнь знаменитого героя, наполнившего весь мир шумом своего имени». «Господин Пук родился в городе Кюлот[125] в Нижних Землях, в объятиях сестер-двойняшек, своих кузин, которых зовут Ягодицы. Его мать Большой Живот носила его недолго». Что касается аббата Антуана Сабатье, то он, написав в 1766 году «Два пука», достиг поистине раблезианского размаха. Автор смелых историй, он без стеснения заимствовал у каноника Бероальда, произведения которого, следовательно, читал, очень характерную тематику своего пахучего рассказа. Он осовременил его, написал в стихотворной форме, добавил разных подробностей для своих рафинированных читателей. Он настаивает на вредоносности воздуха, «с жаром выходящего из грязного места», носителя фекальных атомов, заявляет о «вонючей влажности», сбивающей пыл самца. Не так изящно, как Бероальд, он заключает, что «задницу итальянки можно назвать лишь сточной канавой». Его презрение к женщине, к тому же к иностранке, указывает, что неприятный запах стал также и ксенофобским барьером[126].