Рассеянные мысли - Уильям Сомерсет Моэм

В наше время «серьезные» романисты рассказывать истории не умеют; их убедили, что для высокого искусства литературы хорошая история не слишком важна. При этом они лишают свои книги основного элемента привлекательности, поскольку желание слушать рассказы старо как мир, и им некого винить, кроме самих себя, что читатели переметнулись от них к детективщикам. Более того, очень часто «серьезные» романы невыносимо затянуты. Их авторам не хватает понимания, что тема позволяет лишь определенное развитие, и поэтому то, что можно было бы сказать на ста страницах, они размазывают на четыреста. Этому способствует современная мода на психологический анализ. На мой взгляд, злоупотребление психоанализом так же губительно для «серьезных» романов, как злоупотребление описаниями природы — для романов девятнадцатого века. Сегодня мы знаем, что описание природы должно быть коротким и использоваться с одной только целью — развития сюжета. То же самое можно сказать про психологический анализ. Короче говоря, детективы читают за их достоинства, несмотря на заметные недостатки, «серьезные» романы читают сравнительно меньше из-за их недостатков, несмотря на очевидные достоинства.

До сих пор речь шла лишь о простых историях расследования преступлений, основанных на тех принципах, которые сформулировал еще Эдгар По в «Убийстве на улице Морг». В последние полвека такие истории писались тысячами, а их авторы использовали все возможные средства, чтобы придать им новизну и оригинальность. Я уже упоминал убийства с помощью необыкновенных методов. Авторы довольно быстро пускали в дело все последние научные и медицинские открытия. Они прокалывали жертв острыми сосульками, убивали электричеством, подсоединенным к телефонной трубке, вводили им в вену кубик воздуха, заражали сибирской язвой их бритвенные принадлежности, убивали, заставив лизнуть отравленные марки, стреляли в них из пистолетов, спрятанных в фотоаппаратах, и даже избавлялись от них с помощью невидимых лучей. Эти экзотические способы слишком уж Неправдоподобны и потому выглядят неубедительно.

Иногда авторы детективов демонстрируют потрясающую изобретательность. Одно из самых хитроумных измышлений получило название «загадка запертой комнаты»: труп со следами насильственной смерти находят в запертой изнутри комнате, и получается, что убийца никак не мог войти или выбраться наружу. По использовал эту идею в «Убийстве на улице Морг». Как ни странно, никто из критиков не обратил внимания, что в его объяснении есть явная ошибка. Когда, как известно читателю, соседи, разбуженные ужасными криками, ворвались в дом, где жили две женщины, мать и дочь, дверь в комнату дочери была заперта изнутри и окна закрыты на задвижки. Месье Дюпен доказывает, что гигантская обезьяна, которая их убила, попала в дом через открытое окно, которое захлопнулось под собственным весом, после того как зверь выбрался наружу. Любой полицейский мог бы ему сказать, что две француженки, пожилая и средних лет, ни при каких обстоятельствах не станут спать с открытыми окнами, чтобы не впускать вредоносные ночные ветры. Обезьяна могла проникнуть в дом как угодно, только не через окно. Этот прием очень удачно использовался в романах Джона Диксона Карра, но его успех породил так много подражателей, что идея полностью утратила свое прежнее очарование.

Где только не происходит действие детективов: на вечеринке в загородном доме в Сассексе, на Лонг-Айленде или во Флориде, в тихой деревеньке, в которой ничего не случалось со времен битвы при Ватерлоо, в замке на Гебридских островах, отрезанном от всего мира штормом. Улики уже тоже все перебрали: следы, отпечатки пальцев, окурки, духи, пудру. По много раз использовали неопровержимое алиби, собаку, которая не лаяла, поскольку убийца был ей знаком (кажется, первый это придумал Конан Дойл), зашифрованное письмо, идентичных близнецов и потайные двери. Читатели уже не проглотят историю про девушку, бесцельно бродящую по пустым коридорам до тех пор, пока наконец она не получает удар по голове от неизвестного в маске и капюшоне, или про другую девушку, которая упрашивает сыщика взять ее с собой и тем самым портит ему все планы. Все перечисленное использовалось уже сотни раз. Писателям-детективщикам, разумеется, это хорошо известно, и они пытаются вдохнуть искру в заезженные истории с помощью все более и более экстравагантных изобретений. Все тщетно. Какой бы способ убийства, какой бы метод ведения расследования, какую бы обстановку и классовую принадлежность героев мы ни взяли — про все можно сказать, что это уже было. Классический детектив как история расследования себя исчерпал.

Симпатии публики перешли к так называемому «остросюжетному детективу». Считается, что этот жанр был изобретен Дэшиллом Хэмметом, но Эрл Стэнли Гарднер утверждает, что первым был некий Джон Дэйли. Так или иначе, мода на подобные романы началась после «Мальтийского сокола» Хэммета. Остросюжетный роман претендует на реализм. Жертвами убийц становятся не герцогини, не министры и даже не богатые промышленники. Трупы обнаруживают не в загородных поместьях, не на поле для гольфа и не на скачках. И расследуют убийства вовсе не старые девы и не дипломаты на пенсии. Реймонд Чандлер — один из самых талантливых авторов, работающих сегодня в этом жанре, — в своем толковом и занимательном эссе «Простое искусство убивать» формулирует основные составляющие жанра: «Реалист, взявшийся за детектив, пишет о мире, где гангстеры могут править нациями и почти правят городами, где отели, многоквартирные дома, дорогие рестораны принадлежат людям, которые сколотили свой капитал на содержании публичных домов, где звезда киноэкрана может быть наводчиком бандитской шайки, где ваш очаровательный сосед может оказаться главой подпольного игорного синдиката; о мире, где судья, у которого подвал ломится от запрещенного сухим законом спиртного, может отправить в тюрьму человека, у которого в кармане обнаружили полпинты виски, где мэр вашего города может потворствовать убийству для собственной наживы, где никто не может спокойно пройтись по темной аллее, потому что закон и порядок — это нечто, что мы обожаем на словах, но редко практикуем в жизни; он пишет о мире, где, став свидетелем вооруженного ограбления средь бела дня и запомнив преступников в лицо, вы предпочтете поскорее раствориться в толпе, а не рассказать всем о случившемся, ибо у бандитов могут оказаться друзья с большими ружьями или же полицейским могут не понравиться ваши показания, да к тому же любой продажный адвокатишка, если ему заблагорассудится, будет вовсю обливать вас помоями в суде перед жюри из отборных болванов, а не желающий конфликтов судья будет лишь символически пытаться этому воспрепятствовать».

Прекрасно сформулировано. Очевидно, такое состояние общества дает писателю-реалисту хороший материал для криминального романа. У читателя не возникнет сомнений в правдоподобности рассказа, если, конечно, он читает газеты и знает, что такие вещи случаются не слишком редко.

«Хэммет, — пишет Чандлер, — вернул убийство той категории людей, которые совершают его, имея на то причину, а не для того лишь, чтобы снабдить автора детектива трупом, и пользуются тем орудием убийства, которое окажется под рукой, а не дуэльным пистолетом ручной работы, ядом кураре или тропической рыбой. Он изобразил этих людей такими, какими они были в действительности, и наделил их живой речью, какая была им свойственна». Эта похвала вполне оправданна. Хэммет восемь лет прослужил детективом в агентстве Пинкертона и не понаслышке знает мир, о котором пишет. Это позволило ему придать своим историям достоверность, сравнимую лишь с достоверностью романов самого Чандлера.