Легенды о Христе - Сельма Лагерлеф

Он лежал на спине и неподвижно смотрел вверх угасшим, ничего не видящим взором. Он не шевелился, хотя верблюды ступали совсем рядом с ним своими тяжелыми ногами. Одежда на нем была бедная, вся запыленная и испачканная землею. Он так обильно посыпал себя песком, что, казалось, будто он хочет закопаться, чтобы легче было его переехать или затоптать.

— Что это значит? Зачем этот человек лежит на дороге? — спросила Фаустина.

В это время лежавший начал кричать прохожим:

— Будьте милосердны, братья и сестры, гоните прямо на меня ваших коней и вьючных животных! Не обходите меня! Растопчите меня в прах! Я предал неповинную кровь. Растопчите меня!

Сульпиций схватил за повод коня Фаустины и отвел его в сторону.

— Это кающийся грешник, — сказал он. — Не задерживайся из-за него! Это странные люди! Пусть они идут своим путем.

Человек, лежавший в пыли, продолжал взывать:

— Своими ногами ступите мне на сердце! Пусть верблюды растопчут мою грудь! Пусть ослы вонзят в мои глаза свои копыта!

Но Фаустина не в силах была проехать мимо этого несчастного, не попытавшись заставить его встать. Она все еще стояла возле него.

Иудейка, которая и раньше хотела ей услужить, снова протиснулась к ней.

— Этот человек также один из учеников пророка, — сказала она. — Хочешь, я спрошу его об учителе?

Фаустина утвердительно кивнула головой, и женщина нагнулась к лежавшему на земле человеку.

— Что сделали вы, галилеяне, со своим учителем? — спросила она. — Я встречаю многих из вас сегодня, бредущих порознь по дорогам и тропам, а его не вижу нигде.

Когда женщина произнесла эти слова, человек, лежавший на дороге, приподнялся на колени.

— Какой злой дух внушил тебе спросить меня о нем? — спросил он голосом, полным отчаяния. — Ты же видишь, что я зарылся в песок, чтоб меня растоптали. Разве мало тебе этого? Зачем же ты спрашиваешь меня, что я с ним сделал?

— Не понимаю, в чем ты упрекаешь меня, — ответила женщина. — Ведь я только хочу узнать, где твой учитель.

Когда она повторила свой вопрос, галилеянин вскочил на ноги и зажал руками уши.

— Горе тебе, не дающей мне умереть спокойно! — воскликнул он.

Он кинулся сквозь толпу, теснившуюся у ворот, и умчался прочь с воплем отчаяния; как темные крылья, развевалась вокруг него его изодранная в клочья одежда.

— Мне сдается, что мы попали к какому-то безумному народу, — сказала Фаустина, увидев, как бежит этот несчастный. Она несколько пала духом после встречи с этими учениками пророка. Разве может человек, среди учеников которого так много безумцев, сделать что-нибудь для императора?

Иудейская женщина тоже казалась огорченной и очень серьезно сказала Фаустине:

— Госпожа, торопись разыскать того, кого ты хочешь найти! Боюсь, что с ним случилось что-то недоброе, потому что его ученики словно лишились разума и не могут слышать упоминаний о нем.

Фаустина и ее свита миновали наконец ворота города и очутились на узких, темных улицах, заполненных людьми. Ехать дальше по городу было почти невозможно. Всадникам приходилось останавливаться на каждом шагу. Рабы и воины тщетно старались расчистить дорогу. Люди продолжали нестись вперед густым, неудержимым потоком.

— Право же, — сказала Фаустина, обращаясь к Сульпицию, — улицы Рима в сравнении с этими улочками — просто тихие сады.

Сульпиций скоро понял, что их ожидают почти непреодолимые препятствия.

— Идти по этим кишащим людьми улицам, пожалуй, легче, чем ехать верхом, — сказал он. — Если только ты не очень устала, я посоветовал бы тебе пешком дойти до дворца наместника. Правда, это довольно далеко отсюда, но на лошадях едва ли мы доберемся туда не ранее полуночи.

Фаустина сейчас же согласилась с ним. Она сошла с коня и поручила его одному из рабов. Затем они продолжали путь по городу пешком.

Это было гораздо лучше. Они довольно скоро дошли до центра города, и Сульпиций указал Фаустине на улицу, бывшую несколько шире других, к которой они уже приближались.

— Посмотри, Фаустина, — говорил он, — только бы нам попасть на эту улицу — тогда мы будем недалеко от нашей цели. Она приведет нас прямо к дворцу наместника.

Но только они хотели повернуть на эту улицу, пред ними встало неожиданное препятствие.

В тот самый момент, когда Фаустина подошла к улице, ведущей от дворца наместника к Вратам Справедливости и на Голгофу, по ней двигалось шествие с преступником, осужденным на распятие.

Впереди бесновалась толпа молодых людей, спешивших насладиться зрелищем казни. Они опрометью неслись по улице, размахивая руками и издавая дикий рев и визг, в восторге от того, что натешатся зрелищем, которое не каждый день приходится видеть.

За ними шли группы людей в длинных одеяниях, которые, по-видимому, принадлежали к самым знатным и почетным лицам в городе. Затем шли женщины, многие из которых горько плакали, потом целый сонм нищих и калек, издававших пронзительные вопли.

— О Боже, — восклицали они, — спаси его! Пошли своего ангела и спаси его! Ниспошли ему помощь в эту страшную минуту.

Наконец показалось несколько римских воинов на могучих конях. Они следили за тем, чтобы никто из народа не приблизился к осужденному и не сделал попытки его освободить.

Следом за ними шли палачи, которые вели человека, осужденного на распятие. Они взвалили ему на плечи большой, тяжелый деревянный крест, но несчастный был слишком слаб для этой ноши. Крест так давил его, что его тело совсем пригнулось к земле. Голова его была склонена так низко, что никто не мог видеть его лица.

Фаустина стояла на углу узкого переулка и смотрела на тяжкий путь приговоренного к смерти. С изумлением заметила она, что он был одет в пурпурный плащ, а на голову ему был надет терновый венец.

— Кто этот человек? — спросила она.

— Он хотел сделаться царем, — ответил ей один из стоявших с ней рядом.

— В таком случае он должен умереть из-за цели, которой не стоит домогаться, — с грустью промолвила Фаустина.

Осужденный изнемогал под тяжестью креста. Он двигался вперед все медленней и медленней. Тогда палачи обвязали его веревкой и начали тянуть за нее, чтобы заставить его идти скорее. Но когда они потянули за веревку, осужденный упал и остался лежать на земле, придавленный крестом.

Поднялся страшный шум. Римские всадники лишь с величайшим трудом оттеснили народ назад. Они обнажили мечи, угрожая ими нескольким женщинам, бросившимся вперед, чтобы помочь упавшему встать. Палачи ударами и пинками старались заставить его подняться, но из-за тяжести креста он не мог этого сделать. Наконец, палачи сами сняли с него крест.

Тогда несчастный поднял голову, и старая Фаустина увидела его лицо. Щеки были в багровых полосах, а со лба, израненного терновым венцом, капала кровь. Волосы висели спутанными прядями, слипшись от пота и крови. Рот был крепко сомкнут, но губы дрожали, как бы силясь подавить вопль. Глаза, полные слез, остановились и почти угасли от изнеможения и от перенесенных страданий.