Киммерийский аркан - Михаил Боровых

Укрываясь от стрел щитом, Шад осторожно выбрался из шатра.

Склоны холмов, окружающих долину, чернели от всадников. Их было здесь много больше пяти тысяч, о которых доносили разведчики. Гирканцы пускали тучи стрел. Но сквозь свист стрел и гирканский вой, от которого шарахались молодые кони, прорывался другой звук, много более страшный.

Гулко и мерно бил большой барабан.

Барабан из человеческой кожи.

Киммерийский барабан войны.

— Телеги в кольцо!!! — закричал Шад, и это были его последние слова. Костяной наконечник пробил его шею. Шад упал на спину, захрипел, цепляясь за древко стрелы.

Киммерийский барабан бил. Проваливаясь во тьму, Шад услышал надрывный крик Бахтияра.

— Телеги в кольцо!!!

XIII. Битва в лагере аваханов

Каррас приказал поднять одну на другую несколько больших телег. Так получилось величественное, но шаткое сооружение. Очевидно, зов крови предков-горцев не совсем еще угас в жилах Карраса. На вершину рукотворной горы он взобрался ловко, не выказывая никаких признаков страха высоты. Там он уселся, привычно подвернув ноги. Сверху было хорошо видно то, что не разглядишь со спины ни одного коня.

Лагерь аваханов растянулся в долине обмелевшей реки. Берега были по большей части пологи, но в некоторых местах все же обрывались вниз отвесно.

Зрение кагана с годами почти не слабело — он легко различил шатер эмира. Этого надушенного, накрашенного и разряженного любителя мальчиков Каррас презирал так сильно, как только мог. Его брат Бахтияр был хотя бы настоящим мужчиной, хотя и проклятым аваханом. Шад — просто глупец.

Как только к нему прискакал пропыленный Дагдамм, и прокричал «аваханы!», Каррас все понял. Смутные слухи о том, что в дальней степи что-то происходит, движется какое-то войско, ему доносили давно, не меньше пяти дней. Но что это большой поход бородатых южан, Каррас не мог вообразить.

Узнав о том, что Керей наконец-то нарушил свою традицию не участвовать в битвах великих степных царей, Каррас злобно хохотнул. Наконец-то появился повод удавить этого хорька.

Он не стал медлить. Каррас бывал в гостях у аваханов и знал, как у них делаются дела. Великий эмир никогда не нарушит свое привычное течение дня, если только с неба не упадет звезда. Звезды надушенный дурак любит чуть ли не больше, чем мальчиков. Пока ему донесут о столкновении передовых отрядов, пока он соберет других бородатых дураков, чтобы думать…

За это время киммирай проделают десять миль.

— Вперед рысью! Оставьте обозы! Скот пусть разбегается, куда хочет! Сегодня вечером мы или будем пировать аваханскими яствами, или выпьем с предками в чертогах героев! Хан харрадх! Идите быстро, как можно, только не загоняйте коней. Возможно, драться придется сразу, с хода.

Киммирай и гирканцы устремились вперед.

На ходу изрубили и затоптали конями две или три дюжины аваханов — должно быть сторожевые разъезды.

И в самом деле, когда первый гирканский воин поднялся на берег, лагерь аваханов пребывал еще в полном спокойствии.

Гирканцы принялись сыпать стрелами, и это в первый миг посеяло панику в рядах аваханов. Стрелы убивали и ранили, и поток их казалось, не иссякал. Гирканцы били навесом, стрелы пробивали легкие кольчуги или и вовсе незащищенные тела. Аваханы были не готовы к бою. Каррас увидел, как пронзенный стрелой пал Шад. Надушенного эмира видно не было.

Но все же южане были умелыми воинами. Они сумели совладать с паникой. Каррас разглядел, как нескольких трусов зарубили свои же командиры. Воины начали сбиваться в отряды, закрываясь щитами из которых строили настоящие стены. Стрелы искали бреши в обороне, пронзали случайно выставившиеся руки, ноги и головы, но аваханы сумели избежать бесславной гибели под дождем стрел. Они принялись строить из своих телег кольцо вокруг лагеря. Тех, кто оставлял линию щитов ранили и убивали, но место павших занимали новые. Товарищи укрывали их своими щитами и часто эти щитоносцы гибли, но спасали жизни тех аваханов, что тащили неповоротливые телеги, сцепляли их цепями.

Всюду носились раненые, перепуганные, озлобленные кони. Гирканцы старались не убивать лошадей, и причиной тому было не мягкосердечие. Убитая лошадь превращалась в укрытие, а раненая причиняла лишь хлопоты. Огромные аваханские верблюды, тоже утыканные повсюду стрелами, ревели, скидывали тех аваханов, что пробовали их оседлать, опрокидывали шатры.

Поначалу, застигнутые врасплох гирканскими стрелами, аваханы думали лишь о том, чтобы выжить. Но очень скоро и в их руках появились натянутые луки.

О, эти южане умели драться и пешими!

Выждав миг, когда ливень гирканских стрел начал ослабевать, отважные подданные эмира сами начали стрелять в ответ.

Им было сложнее целиться, и они не были готовы к такой перестрелке. Но когда-то там, то здесь с седел начали валиться гирканские всадники, стало ясно, что бой не выиграть только с помощью тетивы и стрелы.

— Киммирай!!! — зычный голос кагана раздался будто из поднебесья. — Киммирай, вперед!!! Рубите их!!! Хан харрадх!!!

— Хан харрадх!!! — отвечали воины-киммирай.

Они тоже умели стрелять из луков и немало стрел в тех тучах, что обрушивались на головы аваханов, были выпущены их руками. Но настоящей их силой был смертоносный удар длинными копьями и тяжелыми конями, который опрокидывал любого врага. Потом наступало время меча или аркана, в зависимости от того, в чем больше нуждались киммирай — в рабах, или в скальпах.

Дагдамм, на рослом рыжем жеребце, которым заменил совсем вымотавшегося Вихря, гарцевал впереди киммерийской тысячи.

— Хуг!!! — пролаял он.

— Хугхугхугхуг!!! — зазвучало в ответ.

Три сотни его собственных дружинников собирались вокруг царевича.

— Сын мой! — прогремел сверху Каррас. — Принеси мне голову эмира!

— Я принесу тебе его голову и головы его братьев! — отвечал Дагдамм, в глазах которого сверкали огни боевого безумия. Он не был «дэли» — помешанным, которые в бою совершенно теряли голову, начиная рубить своих и чужих, но порой опасно приближался к этому состоянию.

— Руби ублюдков!!! — голос Дагдамма был столь силен, что громовой рык его отца показался немногим громче шелеста ветра. — Руби их, киммирай!!!

— Хан харрадх!!! Руби их!!!

И киммирай лавиной покатились вниз, на аваханский лагерь. Рубить мечами и топорами, пронзать копьями, топтать конями.

Гирканские воины нестройной толпой хлынули следом.

Дагдамм различил очертания большого шатра со знаменем над ним. Должно быть это ставка самого эмира. — решил он, и направил коня туда.

Он несся впереди войска, зная, что в любой момент его жизнь может прерваться от случайной стрелы или копья, не помогут никакие верные щитоносцы. Но страха не было, был только злой восторг. Он метнул короткое тяжелое копье, которое ударило в лицо совсем юного, безбородого авахана. Тот упал,