Царица Шаммурамат. Полёт голубки - Юлия Львофф

Ану-син прошла за Шимегу и Латраком через всё поселение к хижине, которая, в отличие от всех остальных, располагалась на плоту, представлявшем собой плавучий остров. Над входом в хижину был укреплён большой рельеф, изображавший орла со змеиной головой, крылья которого устремлялись к небу как знак победителя или жертвы богам.

— Это святилище народа маршекасу, — склонившись к девочке, шепнул ей на ухо Латрак. — Ничего не говори, пока тебя не спросят, и делай всё так, как тебе велят.

— А что со мной сделают? — с трудом скрывая страх, спросила Ану-син: всё было так неожиданно и так необычно.

— Не бойся — никто здесь не причинит тебе зла, — успокоил её Латрак. И пояснил: — Чтобы стать одной из маршекасу, ты должна пройти обряд посвящения и очиститься от прежней жизни.

— Для чего мне этот обряд? Разве я останусь здесь… навсегда? — ещё больше изумилась Ану-син; от осознания того, что она больше никогда не увидит мать, ей хотелось расплакаться.

— Ты останешься с болотным народом столько, сколько пожелает богиня Намму, в чей храм мы сейчас войдём, — отозвался голубоглазый человек и легонько подтолкнул девочку к хижине.

По углам горело несколько факелов, чадил большой масляный светильник возле самого алтаря из чёрного камня. Колеблющееся пламя светильника плясало и отбрасывало блики на изваяние богини, возвышавшееся над жертвенником. Это было изображение нагой женщины из терракоты: длинные, плотно сжатые ноги; неестественно тонкая, хрупкая фигура; надплечники с отростками в виде шипов; конической формы груди; сжатые в локтях руки с соединёнными на животе ладонями. Узкий, как будто прорезанный в глине рот и раскосые глаза без век на плоской вытянутой головке, лишённой носа, напоминали скорее ящера, чем человеческое существо.

Волнение участило дыхание Ану-син: никогда прежде ей не приходилось видеть столь необычный облик божества. В памяти всплыл лишь ящер, с которым ей пришлось столкнуться однажды на берегу реки, и ещё — слова матери о Красном драконе. Так, может, эта богиня и есть дракон?

Шимегу остановился и обернулся к Ану-син. Девочка замерла. Латрак ободряюще улыбнулся и, взяв её за руку, подвёл к алтарю.

— Эта богиня — Мать драконов? — спросила его Ану-син.

— Это Мать, давшая жизнь прабогам, всем земным и небесным созданиям, — ответил Латрак.

Внезапно, как будто из стены, вышла женщина — такая же тонкая в талии, как изваяние богини, и также с открытой грудью с тёмными ореолами сосков. Не молодая и не старая, не красавица и не уродина. Служительница богини — без возраста, без запоминающегося лика.

— Сними с себя одежду, — приказала она Ану-син.

Девочка повиновалась, хотя присутствие мужчин смущало её.

— А теперь подойди ко мне! — Стоя посреди хижины, жрица призывала Ану-син взмахом руки.

Девочка устремилась к ней — и вдруг остановилась, замерев от страха. Она не верила своим глазам! Вместо хижины из тростника она очутилась в зале, каменным колодцем поднимавшемся в звёздное небо. Ослепительно-яркие лучи исходили от небесных светил, которые как будто кружили в нескончаемом хороводе. Откуда-то подул ветер, попытался загасить пламя факелов, бросавших красные блики на черноту стен. Ану-син сделала несколько осторожных шагов к поджидавшей её жрице, но неожиданно на неё сверху обрушилась мощная волна воды. Ошеломлённая девочка зажмурилась и вжала голову в плечи, прикрывая её руками. Когда же она открыла глаза, то с удивлением снова увидела себя в хижине.

Мокрая с головы до ног, нагая Ану-син подошла к жрице. Та подняла её руку и, не успела девочка понять, что происходит, как почувствовала подмышкой резкий удар чего-то острого. Потекла кровь, которую жрица собрала и, смешав в чаше с водой, вылила на алтарь.

— Теперь ты принадлежишь к народу маршекасу, почитающему богиню Намму, которая покровительствует ему со дня сотворения первого человека, — возгласила жрица. Нанеся на рану девочки какую-то мазь, она прибавила: — Про этот рубец, знак маршекасу, будут знать лишь посвящённые люди. Постарайся скрывать его от других, когда вновь вернёшься в тот мир, из которого ты пришла…

Когда Латрак повёл Ану-син из храма к хижине, в которой ей предстояло жить, девочка спросила, есть ли у него подмышкой рубец.

— Нет, — с улыбкой ответил Латрак, — я не проходил обряд посвящения.

— Кто же тогда ты? — удивилась Ану-син. — Если ты не из болотного народа, если ты не маршекасу...

— Верно, я не маршекасу, — подтвердил Латрак. — Здесь меня называют Перевозчиком: я соединяю два мира — людей и болотного народа. Мне доверяют и те, и другие, и я служу равно тем и другим. Несколько дней я живу на болотах, а потом отправляюсь в мир людей. Я как раз был на пути туда, когда услышал зов Кираны.

— Меня наверняка ищут, — вздохнула Ану-син и, подумав о Залилуме и Авасе, зябко, как от резкого ледяного ветра, повела плечами.

— Не тревожься, — Латрак ласково опустил ей на голову свою широкую ладонь. — Для них ты мертва. С болот мало кто возвращается.

— Когда ты покинешь болотное алу?

— Немедленно.

Ану-син помолчала, а затем, набравшись храбрости, обратилась к Латраку с просьбой:

— Найди мою мать. Скажи ей, что я жива и что скоро вернусь к ней.

— Я утешу её печаль, — пообещал ей Латрак. И потом прибавил: — Только о времени возвращения не загадывай! Помнишь, что я говорил тебе? Ты уйдёшь отсюда тогда, когда тебя отпустит богиня Намму. Путь твой только начинается!

После этих слов он запрыгнул в свой челнок. Ану-син долго смотрела ему вслед. Челнок медленно скользил по гладкой воде, уплывая в седой туман; размеренно всплескивало весло.

Намму — первобытная месопотамская богиня-мать, которая поначалу означала свежую воду, питающую землю. Именно она выдвинула идею создания человека, чтобы он мог служить богам.

«…она — королева стаи…» В кланах пятнистой гиены царит строгая иерархия. Самки с даже самым низким положением находятся выше самцов. Борьба за власть у гиен-самок начинается ещё в детстве. Дочери, вырастая, занимают следующее за матерью положение.

Прижав к бедру и придерживая рукой глиняный таз с бельём, Баштум спускалась к реке. Безоблачное небо было ясным и нежно синело над головой; лёгкий пахнущий степными ароматами ветерок обвевал лицо и шею. Босые маленькие ноги Баштум ступили на илистый берег, прошлёпали к воде, оставляя за собой похожие на детские следы. Оставив таз на берегу, Баштум вошла в воду по колено и, прежде чем приступить к стирке, с наслаждением вдохнула насыщенный речной влагой воздух.

Она любила свою маленькую хижину, любила этот склон, по которому спускалась к Великой реке. Место для жилища было выбрано отменно: близость реки приносила прохладу, а в изобилии росший на берегу тростник — тень. Сюда не доносился шум деревенской жизни и можно было уединиться, чтобы предаться мечтам или размышлениям.