Сердце матери - Мари-Лора Пика

В понедельник перед встречей Жиль зашел к нам. Нужно было только видеть, как он был одет! На нем были ужасные серые брюки, голубой свитер весь в дырках и красная рабочая куртка. Как он решился появиться в таком виде на встрече, где должны были обсуждать будущее наших детей?! Я не знаю, что именно Жиль говорил там, но предполагаю, что он был честен и сказал то же, что и мне:

— Я все обдумал. В данной ситуации я не могу взять на себя воспитание четырех детей.

Сотрудники Организации по защите прав матери и ребенка, со своей стороны, заверили Жиля в том, что, подписав контракт, он не отказывается от своих отцовских прав и что его мнение будет учтено при решении всех важных вопросов касательно жизни детей. Это убедило его в правильности принятого решения. Хотя выбора у него не было: несколько дней спустя мадам Пойак, уполномоченная Организации, призналась мне, что, оценив его внешний вид, сразу же составила себе мнение и об этом мужчине, и его возможности позаботиться о детях.

В пятницу, 28 ноября, то есть три дня спустя после публикации статьи в «Liberation», мне позвонила ликующая Валери:

— Есть, Мари-Лора! Я его получила!

— Правда?

— Да, я только что получила заказное письмо: нам дают право на размещение четвертого ребенка.

— Отлично!

Это была хоть и небольшая, но победа. Ничего еще не было подписано, но я увидела, что мое дело продвигается. Оставалось добиться, чтобы Пинье были назначены приемными родителями моих детей, а потом подписать контракт. Я не могла успокоиться, не получив официальную бумагу, поэтому продолжала беседы с журналистами и, к неудовольствию господина мэра, провела все запланированные встречи. К настоящему времени все газеты, к которым я апеллировала, дали ответ, и мне предстояло перейти в нападение. Но это было не главное. Я поняла, что получила возможность привлечь внимание к подобным ситуациям, поскольку очевидно, что я не единственная, кто столкнулся с такой же проблемой. Есть множество родителей, которые знают, что скоро умрут и что их детям придется расти с другими людьми. Я не понимаю, почему закон не предвидел подобные случаи, почему родители не могут сами выбрать людей, которым предстоит заменить их. Неужели те, кто хочет высказать свое мнение, должны пройти через все то, что и я? Когда в Организации по защите прав матери и ребенка сказали «нет» и я увидела, как передо мной закрываются двери, я решила вышибить их, так как считала, что поступаю правильно по отношению к своим детям. Я еще не умерла, я могла действовать! Пока есть жизнь, есть и надежда, не так ли? И я хочу сказать всем, что нельзя опускать руки, нужно продолжать борьбу. Я надеюсь, что после всей этой шумихи правила размещения детей изменятся. Ведь это ненормально — бороться в такой момент: мать или отец, которые вскоре умрут, должны провести оставшееся время с детьми, а не тратить силы на противостояние с законом. Что касается меня, то я хотела лишь одного: чтобы вопрос о размещении моих детей был наконец улажен и я могла воспользоваться тем временем, которое у меня оставалось.

Не стоит думать, что я получала удовольствие от всей этой шумихи. Однако были и забавные моменты: не каждый день толпа журналистов ходит за вами по пятам с видеокамерами! Я никогда не думала, что однажды попаду на телевидение…

В некотором смысле подобная пропаганда была довольно престижной. Я всего лишь простая гражданка, заурядный человек, а незнакомые люди заинтересовались мною, оказали поддержку. Как будто мне поручили выполнить некую миссию…

Люди стали здороваться со мной на улицах, и это было очень приятно. Журналисту из «Septa Huit», спросившему о моих чувствах, я искренне ответила:

— Мне повезло по сравнению с другими умирающими: я уйду знаменитой.

И это не было шуткой. Я хотела сказать, что, в отличие от других, я не умру просто так, что, даже обреченная, я скажу то, что хотели бы сказать другие. Возможно, мое послание послужит толчком к некоторым переменам. Собственно говоря, я надеюсь стать своего рода примером людям, которые окажутся в такой же ситуации, что и я.

Несколько дней спустя, в воскресенье, мэр Пюизо, ранее холодно разговаривавший со мной по телефону, зашел к нам домой. Его сопровождала мадам Эрбло, социальный работник. У обоих был слегка недовольный вид, тем не менее я пригласила их войти. Месье Узе, который, казалось, забыл, как совсем недавно говорил со мной, держал в руках кипу писем.

— Мадам Мезоннио, мы пришли передать вам почту. Она поступила на ваше имя, но была адресована в мэрию. Мы также получили чеки на ваше имя. Вот они.

Я не верила своим глазам. Я уже получила два или три письма от людей, прочитавших статью обо мне или увидевших меня по телевизору, но количество писем, переданных месье Узе, впечатляло. Я поблагодарила мэра, который удалился вместе с мадам Эрбло, предварительно убедившись, что я ни в чем не нуждаюсь. Мне потребовалось два дня, чтобы прочесть письма, которых было около двадцати. Они были отправлены из разных уголков Франции, и в них в основном пожилые люди, матери и отцы, высказывали свое одобрение и поддержку. В некоторых были детские рисунки.

Некая Изабелль прислала мне симпатичную открытку в форме сердца, на которой было написано:

«Я очень тронута, мадам. Вы настоящая мать. Ваши дети могут вами гордиться».

Другая, по имени Беатрис, написала почти то же самое:

«То, что вы намереваетесь сделать для своих детей, — лучшее наследство, какое вы могли бы им оставить: это урок храбрости, силы и величия души. Все это, безусловно, поможет им построить свою жизнь».

Я от всей души надеялась, что эти женщины говорили правду. Их понимание согрело мне сердце и придало храбрости. Осознание того, что люди одобряют мои действия, пошло мне на пользу. Странно, но на некоторых конвертах не было даже адреса. Рядом с маркой некая Анн написала: «Мари-Лоре, Пюизо… Полагаю, почтальон знает, куда его отнести. Спасибо». Внутри я нашла чудесную записку:

«Мари-Лора! Ваша решимость, трезвость ваших поступков — наиболее толковая, в моем понимании, реакция на происходящее в этом паршивом мире. Оставайтесь до конца веселой, такой, какой вы ощущаете себя сейчас, но самое главное — не страдайте. (…) Я вас обнимаю. В нашем доме за вас горит свеча.

Целую ваших детей, Анн».

Она написала еще небольшое стихотворение и даже предложила сопроводить меня в Диснейленд, рядом с которым живет.

Я уже не раз задумывалась над тем, чтобы перед смертью провести с семьей выходные в Евродиснее. Эта мысль появилась не сама по себе: ко многим письмам, которые я получала, прилагались чеки, а к некоторым — даже входные билеты на различные аттракционы. Я была приятно удивлена подобной щедростью совершенно незнакомых мне людей.

В последующие дни количество писем неуклонно росло. Писали в основном женщины, но особенно отчетливо я запомнила письмо отца семейства:

«Я — отец троих детей. Моя жена умерла от рака, и я воспитываю их один. Я знаю, что вы испытываете, и посылаю небольшую сумму в надежде хоть немного помочь вам в несчастье».