Любовник змеи - Степан Станиславович Сказин

— добрую тетю, которая пустит нас к себе жить. «Призвала» — очевидно — помимо воли самой Фотиньи Александровны.

— Да, — сияя улыбкой, сказала Акбала. — Нам нужно жилье.

— Пойдемте, — тоже улыбаясь, пригласила Фотинья Александровна. — Я надеюсь: вам будет уютно в нашем фаланстере.

— Фаланстере?.. — удивился я.

Я знал этот термин из книги Михайло Букунина.

Фотинья Александровна вывела нас из парка на глухую безлюдную улицу — стиснутую какими-то заброшенными заводскими строениями, со стен которых слезала краска.

Мы шли метров семьсот — встретив только серую полосатую кошку, перебежавшую нам дорогу, да клюющих мусор воробьев.

В конце улицы стоял бревенчатый двухэтажный барак с треугольной крышей.

— Наш фаланстер, — с ноткой торжественности объявила Фотинья Александровна.

Мы вошли в видавшую виды дверь — и двинулись по узкому плохо освещенному коридору. Под ногами заскрипели половицы. Из-за дверей — выходящих в коридор — доносились голоса.

— Мы принимаем всех, кому некуда идти, — рассказала Фотинья Александровна. — Живем коммуной — как маздакиты или первые христиане. Общий стол, общее хозяйство. Это и называется: фаланстер. Нас уже одиннадцать человек.

На сердце у меня вдруг потеплело.

Я вспомнил утопию Михайло Букунина. Его высокие идеалы: социальное равенство — общность имущества — распределение продуктов по потребности — бесклассовые отношения. Неужели здесь, в фаланстере — хотя бы в рамках небольшого коллектива — осуществлена программа великого революционера?..

О, это чудо — как цветок, проросший сквозь снег!.. Я хочу быть частью этого!.. Спасибо, спасибо милой Акбале — благодаря которой мы сейчас тут. Пусть ей и пришлось прибегнуть к магии.

По шаткой лестнице мы поднялись на второй этаж.

За прямоугольным столом сидели несколько человек — и уплетали вареную картошку. Они дружно нас приветствовали.

На натянутой веревке сушилось белье.

Бытовые условия в фаланстере были спартанские. Но мне показалось: более уютного места я не видал. К черту все пятизвездочные отели.

— По две трети зарплаты мы сдаем в кассу фаланстера, — вновь заговорила Фотинья Александровна. — На продуты для кухни, на оплату электричества и водоснабжения. Треть зарплаты оставляем на личные покупки… Если вы пока не работаете — просто помогайте по хозяйству, а там видно будет. Приготовление обедов и ужинов, стирка, уборка, вынос мусора — все выполняем по очереди либо совместными усилиями… Алкоголь и азартные игры запрещены… У нас есть книги, шахматы, видеоплеер и диски с фильмами — можно скрасить свой досуг. Добро пожаловать в фаланстер!.. А теперь я покажу вам вашу комнату.

Комната была маленькая — с маленьким же мутным оконцем. Под потолком — желтым светом горела лампочка без абажура. Обстановка солдатская: тумбочка да железная кровать. Фотинья Александровна выдала нам постельное белье.

На тумбочке — фиолетовый цветок в горшке. Цветок «оживлял» все помещение — как изюминка наделяет вкусом кусок пирога.

— Цветок поливайте раз в три дня, ребятки, — сказала Фотинья Александровна. — Если я понадоблюсь — я в столовой. Хорошего отдыха.

И добрая тетя оставила нас одних.

Я еще раз с восторгом оглядел комнату.

Подумать только!.. Еще сегодня утром мы делили захламленную квартиру с парой алкашей. А теперь — мы члены коммунистической общины. Обитатели фаланстера. Пусть все зажравшиеся олигархи лопнут от зависти. У нас такая отличная комната — в которой мне комфортнее, чем в шикарном гостиничном номере.

Я взял Акбалу за тонкое запястье. Заглянул в ее агатовые глаза. И поблагодарил от души:

— Акбала. Спасибо тебе. За то, что мы здесь…

Она обняла меня и поцеловала:

— Не за что, милый.

Мы сели на постель — подобрав под себя ноги. Акбала звонко рассмеялась — понимая, к чему сейчас идет дело.

А к чему может идти дело у влюбленных парня и девушки — которые в комнате только вдвоем?.. Конечно — к тому, что мы займемся сексом.

Перед соитием с Акбалой меня всегда охватывали и желание, и трепет. Трепет — потому что я помнил нашу первую ночь, которая закончилась тем, что Акбала выкачала из меня энергию. Следующие несколько дней я еле стоял на ногах — как инвалид из концлагеря.

Трепет я испытывал и сейчас. Но тем не менее, я решительно — хоть и слегка дрожащими руками — стянул с Акбалы блузку.

Красавица осталась в белой полупрозрачной маечке — сквозь которую просвечивал черный лифчик.

Акбала взмахнула длинными ресницами и обворожительно улыбнулась. Она напоминала косулю, призывающую самца.

По моим жилам точно заструился жидкий огонь. Я поцеловал Акбалу в губы — в родинку над правой бровью — в переносицу. Жадными пальцами ощупал груди своей ненаглядной.

Акбала осыпала меня поцелуями в ответ. Каждое прикосновение ее влажных губ раздувало мое внутреннее пламя. А я уже стаскивал с Акбалы маечку, лифчик, брюки, трусики…

Обнаженная Акбала развела ноги и подняла колени.

Как бы не торопясь погасить бушующий в крови огонь страсти — я не стал сразу заходить в Акбалу. Удобно устроившись — я поцеловал потаенное место красавицы.

Акбала томно вздохнула:

— Да!..

Вдохновленный — я проник языком между половых губ Акбалы. Акбала выгнулась, как кошка.

Я доставлял моей красавице удовольствие. А она только стонала громче и громче. Да запустила пальцы в мои волосы.

Наконец она издала особенно жаркий стон. Между ее половых губ — как нектар из чашечки цветка — брызнул жемчужный сок, который я слизал.

Акбала распласталась по постели; волосы моей девочки красиво рассыпались волнами.

Пока — все еще постанывающая — Акбала успокаивала дыхание, я разделся. Возбуждение мое зашкаливало.

Я начал ласкать Акбалу. Гладить ее груди и бедра. Ее упругое стройное тело отзывалось на каждое мое прикосновение.

Я лег на Акбалу. И со страстью припал к ее алым губам.

Акбала оплела меня руками, обхватила ногами.

Я вошел в нее — и сразу взял энергичный темп. У Акбалы закатились глаза. Мы оба кричали от страсти. Акбала царапала ногтями мне спину. Железная койка ходуном ходила — так и скрипела под нами.

Взревев, как тигр — я выплеснул в Акбалу сперму.

Мы растянулись на постели — и несколько минут отдыхали. Я смотрел, как вздымается и опускается грудь Акбалы — похожая на два чудесных плодика.

Акбала обожгла меня страстным — будто бы пьяным — взглядом и встала на четвереньки. Я ощутил себя косматым львом, которому выражает покорность гибкая молодая львица. Даже с какой-то яростью — забыв папу и маму — я взял Акбалу сзади.

Когда я удовлетворился — мы снова улеглись. Акбала положила голову мне на грудь. Спросила, смеясь:

— Мы шумели?.. Мы очень шумели — да?.. Все в фаланстере поняли, что у нас был секс?..