Тень, ключ и мятное печенье - Алексей Котейко

разговор, попутно раскладывая перед собой на столе материалы из принесённой папки. – Но что, если наниматель, или новый главарь шайки, или кто бы он там ни был, этот, звонивший вчера по телефону, знал, что ищет?

– То есть? – удивлённо посмотрел на компаньона Лайош.

– Да я вот просто подумал. Что если он знал о ключе, или о фотографии, или о том и другом разом? Но подозревал, что они могут быть спрятаны в вещах, и не хотел без излишней необходимости говорить о них? Тогда едва бумажник попадет в руки заказчика, тот сразу поймет, что вещи всё ещё у нас.

– Либо он может просто заподозрить неладное, когда в бумажнике обнаружатся только деньги. Ведь если подумать, это действительно выглядит странно. Не каждый стал бы давать объявления в газеты из-за старого бумажника и не слишком-то крупной суммы, – поддержал компаньона Вути.

– Тогда тем более нужно действовать быстро. Пойдём сегодня же вечером, – решил Лайош. – Абекуа, твоя рука действительно зажила?

– Вполне. И потом, ты забыл, что я амбидекстр?

– Не забыл. Просто не хочу рисковать без необходимости.

– Насколько понимаю, речь не идёт о том, чтобы ввязываться в передрягу. Речь о том, чтобы аккуратно проследить за Джонсом и его подельниками. Всё равно как выслеживать неверных супругов, – оскалился муримур.

– Ага. В Лайонгейт, – насмешливо зашипел Равири. – Действительно, что может пойти не так!

– Ладно, ладно, – скривился Шандор. – Будем предельно осторожны. Что ты узнал про доктора Меершталя?

Драконид побарабанил пальцами по крышке стола, потом взял один из листков.

– О нём самом – почти ничего. Последний представитель древнего рода, в котором в разные века было несколько городских советников, один ректор университета и даже один королевский сборщик податей. Хорошее образование, небольшая, но солидная врачебная практика на Овражках. Женат никогда не был, детей – по крайней мере, официально признанных – не имел. Про то, как неудачно он спроектировал городской фуникулёр, вы и сами прекрасно знаете.

– Я не знаю, – подала голос Виола.

Равири вежливо склонил голову в сторону девушки и заговорил, обращаясь теперь только к ней:

– Около сорока лет тому назад доктор Алоис Меершталь предложил городскому совету проект фуникулёра, который должен был связать Сен-Бери с Садами Табачников и через них с Чайной Гаванью. На линии должны были работать три станции, а вся поездка – занимать около четверти часа. Проект предполагал оригинальное по тому времени решение: однопутное движение с разъездом на средней станции. Каждый состав включал три вагона – один первого класса и два второго. Максимальная вместимость состава девяносто пассажиров. Совету проект понравился, и главную роль здесь сыграла не столько экономическая выгода, сколько вопрос престижа. Строительство заняло два года, но во время торжественного пуска тросы, удерживавшие вагоны и задававшие движение, лопнули. Один состав в тот момент успел спуститься ниже средней станции метров на сто. Второй, соответственно, поднялся на те же сто метров выше средней станции. Когда вагоны покатились вниз по рельсам, должны были сработать аварийные тормоза.

– Но они не сработали? – спросила девушка, глядя на драконида широко распахнутыми от ужаса глазами.

– В том-то и дело, что сработали, – проворчал Абекуа. – Но только у того состава, что шёл вниз. Он остановился – и в него влетел набравший скорость состав, поднимавшийся вверх. Силы удара хватило, чтобы столкнувшиеся вагоны соскочили с рельсов – и потянули за собой остальные. Составы упали с высоты метров в тридцать. Если не ошибаюсь, в катастрофе погибли сто шестьдесят человек из ста восьмидесяти, а те, кто выжил, остались калеками.

– Именно так, – подтвердил Равири. – Автора проекта оправдали, все обвинения адресовались подрядчику, занимавшемуся строительством. По версии следствия, стальные тросы были недостаточно высокого качества. Хотя с доктора Меершталя взыскали так называемый «долг чести», который сильно убавил унаследованное им состояние. Кстати, – драконид поднял выше листок, который всё ещё держал в руке. – Как раз с этого я и хотел начать. Мне удалось посмотреть в судебных архивах записи слушаний того дела, и вот что интересно: подрядчик уверял, что тросы были качественными, но что доктор Меершталь потребовал привезти их к нему в поместье ещё за месяц до установки. По мнению подрядчика, тросы могли потерять прочность после каких-то манипуляций, которые доктор провёл с ними. Но от этой версии отмахнулись.

– Что стало с подрядчиком? – поинтересовался Лайош.

– Разорился и пустил себе пулю в лоб. Но, – драконид ещё покопался в своих выписках, и достал другой листок. – Ты ведь просил узнать не только об аварии, но и о самом докторе. В одном из технических журналов, лет за десять до появления проекта фуникулёра, молодой Алоис Меершталь, практически вчерашний выпускник университета, опубликовал любопытную статью. В ней он выдвигал теорию соединения живой и неживой материи. Приводя примеры из мира природы, доктор утверждал, что при определённых условиях возможно добиться значительного повышения качественных характеристик у привычных нам материалов. В пример он приводил как раз сталь, сравнивая её с паутиной, и отмечая, что паутина значительно крепче.

– Паутина – крепче? – удивлённо спросил Абекуа. – Он спятил?

– Вовсе нет, – отозвался драконид. – Доктор не ограничивается лишь утверждениями, он приводит также результаты собственных экспериментов и измерений. Мне стало любопытно, получила ли эта теория какое-нибудь развитие или хотя бы подтверждение в наше время. Я сделал несколько звонков, покопался в изданиях, которые мне посоветовали, и – сюрприз, Вути! – паутина действительно прочнее стали.

– Значит, начинаем плести канаты из паутины, – иронично откликнулся муримур.

– А вот тут ты прав. Лабораторные измерения это одно, но никто, кроме доктора Меершталя, не выдвигал больше идей о том, чтобы соединить живое с неживым. Учитывая заявления подрядчика, я задумался, не пробовал ли конструктор «усилить» стальные тросы фуникулёра паутиной, либо каким-то другим природным материалом? И не стало ли именно это причиной катастрофы?

– Кстати, а почему он сам не ехал в вагоне первого класса? – спросил Шандор. – Или тогда изобретателей не обязывали лично испытывать свои творения?

– Обязывали, – кивнул Равири. – Но в день открытия фуникулёра доктор Меершталь лежал при смерти.

– Что-что? – в один голос воскликнули Виола и Вути.

– Вопрос об отсутствии изобретателя при запуске фуникулёра задавался на заседаниях суда, и слуги доктора подтвердили, что в день аварии их хозяин находился в постели,