Конец игры - Крис Райан

ты смог бы это сделать? Осмелился бы?

Зак повернулся и уставился в окно с непроницаемым выражением лица.

— Я знаю, как убивать, — сказал он тихо, — но никогда этого не делал. Я прошел обучение сопротивлению допросу, но я никогда не подвергал кого-либо другому таким же ужасам. Если бы мои ангелы-хранители были здесь, они бы сделали все возможное, чтобы помешать мне пересечь любую из этих линий. Но их здесь нет, — он снова повернулся к Рикки, и его лицо внезапно постарело. — Агентство завербовало нас, потому что мы были детьми, — сказал он. — Но мы не можем вечно оставаться детьми. У большинства детей есть — как они это называют, обряд посвящения? Момент, который меняет жизнь, момент, когда они становятся взрослыми. Может, это наш момент, — он мрачно улыбнулся. — Или мой, по крайней мере. Тебе не нужно делать ничего, чего ты не хочешь. Все, что я знаю, это то, что Круз Мартинез уже не в первый раз пытается добраться до меня, подвергая опасности Рафа и Габс. Но этот раз будет последним.

Рикки не ответил. В голосе Зака ​​было что-то, что заставило его похолодеть. До вчера он встречался с этим парнем всего один раз, но мог сказать, что Зак изменился. Он не знал, к лучшему это или к худшему. Он знал только одно: в следующий раз, когда Зак Дарк и Круз Мартинез встретятся лицом к лицу, только один из них уйдет.

Зак посмотрел на часы.

— Мы приземлимся через три часа, — сказал он. — Мы должны последовать примеру Малкольма и еще немного поспать. Я чувствую, что сон нам понадобится, — он нахмурился. — Все идет слишком гладко, — пробормотал он почти про себя. — Это не может долго продолжаться.

Он встал и вернулся на свое место, оставив Рикки смотреть на ледяные пустоши севера.

* * *

Было просторно. Металлические стены. Металлическая крыша. Бетонный пол. Полоска резкого света мерцала высоко над головой.

И было холодно. Холод, который высасывал из вас все. Заставлял ваши суставы окоченеть так, что ими едва можно было пошевелить. Холод, который причинял боль. На стенах был иней, а с потолка местами свисали сосульки. Единственным преимуществом было то, что интерьер был защищен от резкого ветра снаружи.

В этом пространстве было четыре фигуры. Две из них — мужчины — стояли. Двое других — мужчина и женщина — растянулись на полу со связанными за спиной руками.

Двое мужчин, стоявшие рядом, говорили по-испански. С каждым словом вокруг них поднимался пар от мороза. У одного из них был только один глаз. Другая глазница была покрыта бледным слоем кожи.

— Русские хотят их смерти, — сказал он.

— Русские, Калака, могут подождать, — сказала вторая фигура. Он был намного моложе Калаки, но его глаза были холоднее ледяного воздуха. — Они все еще полезны для нас, — он посмотрел на своих пленников. Они представляли собой жалкое зрелище, почти неконтролируемо дрожащие. Кровоточащие раны на их лицах покрылись инеем на морозе, и все, что они могли делать, это держать глаза открытыми, будто их тела пытались отключиться, но они заставляли себя бодрствовать. Вертолет высадил их у кромки воды, и им пришлось пройти трудный путь, чтобы добраться сюда. Это было достаточно тяжело для двух здоровых мужчин. Для их заключенных это была пытка — только высокий уровень физической подготовки позволил им пройти этот путь.

Молодой человек присел, чтобы посмотреть на них.

— Думаете, — сказал он по-английски, — ваш чудо-юноша идет вас спасать?

Заключенные смотрели на него, но, казалось, не могли ответить.

Молодой человек внезапно набросился, резко ударив женщину по лицу.

— Когда я говорю с тобой, — прошипел он, — ты отвечаешь.

Остекленевшие глаза женщины закатились, из ноздри потекла свежая струйка крови.

— Как… скажешь… милый, — прошептала она.

— Если бы я был на его месте, — заявил молодой человек, — я бы оставил вас здесь гнить или замерзать.

— Ты не можешь оказаться на его месте, милый, — прошептала женщина, морщась от каждого слова.

Калака склонился.

— Если я отрежу ей язык, — сказал он, — это положит конец ее остроумным замечаниям.

Молодой человек покачал головой.

— Нет, друг мой, — сказал он. — Ей понадобится ее язык. Им обоим. Пришло время отправить нашему драгоценному Агенту 21 еще одно видео. Может, на этот раз я позволю им поговорить с ним. Было бы обидно, если бы он потерял интерес, — он злобно ухмыльнулся пленникам. — Я хотел спросить вас, — сказал он. — После того, как мои русские друзья вытащат из Зака ​​все, что им нужно, и вернут его мне, чтобы я распорядился так, как я считаю нужным, что будут делать ваши люди? Наймут номер 22? Или вы не умеете так далеко считать?

Он посмеялся над собственной шуткой, но всего несколько секунд. В холодном взгляде женщины было что-то, что он не нашел забавным. Он посмотрел на Калаку.

— У тебя есть камера? — спросил он.

— Конечно.

— Начинай снимать. И дай мне свой нож.

Лезвие, которое дал ему Калака, было длинным, узким и очень острым. Мерцающая полоска света отражалась от металла, делая его похожим на осколок льда. На худом, холодном лице молодого человека появилось жадное выражение, когда он поднял его, а Калака снимал его на портативную камеру GoPro. Сначала он подошел к пленнице, легонько провел лезвием по ее распухшей правой щеке в синяках, а затем аккуратно разрезал кожу. Ее глаза слегка расширились, но она не подала признаков того, что ей было больно. Молодой человек отдернул руку, обнажив ножевую рану, не шире пореза от бумаги, но длиной не менее десяти сантиметров. Кровь заструилась по бледной коже женщины, молодой человек подошел к заключенному-мужчине, щеку которого он разрезал точно так же.

Он отступил назад, чтобы полюбоваться своей работой. Оба лица выглядели достаточно отвратительно: в синяках, измученные и залитые кровью, новой и старой.

— Давайте, — сказал юноша. — Передайте своему чудо-мальчику сообщение. Но не упустите шанс. Это может быть последний раз, когда вы разговариваете с ним.

12

ПОДНЯТЬ ЯКОРЯ

21:00 Тихоокеанский часовой пояс

— Хочешь наушники?

Зак моргнул, глядя на сильно накрашенную стюардессу, которая протягивала комплект бортовых наушников в прозрачном пластиковом пакете.

— Спасибо, — сказал он тихо. — Давайте.

Их посадка в международном аэропорту Сиэтл-Такома с тряской, но не такой, как