Избери пути ее - Джон Уиндем

Пегги застыла в неподвижности. Берт устало опустил камеру.

– Слушай, не стесняйся меня. У вас в вашем Барранаклохе, что, никто и никогда камер не видал? – спросил он.

– Именно, – ответила Пегги.

– Ладно. Тогда начнем с общих принципов. Стой там, где стоишь. Заложи руки за спину. Сожми их покрепче. Теперь глянь в камеру. Вот так. А теперь постарайся как можно ближе свести локти и улыбнись. Нет, нет, пошире, покажи всем, сколько у тебя зубов. Тебе кажется, будто выходит что-то вроде ухмылки мертвеца? Не обращай внимания! Издатели журналов по искусству лучше тебя разбираются в таких делах. Ну вот, другое дело! Продолжай сводить локти, теперь глубокий вдох – самый глубокий, на какой способна. А получше не можешь? Ладно, глядится вроде нормально… а, сойдет…

Последовала ослепительная вспышка. Пегги расслабилась.

– Все в порядке?

– Ты не поверишь, – сказал Берт, – но мы можем дать Природе пару-другую очков вперед, это уж точно.

– Сколько шуму из-за какой-то фотки, – сказала Пегги.

Берт поглядел на нее:

– Mavourneen[6], да ты хоть разок видела настоящую фотографию? – Он вытащил фотожурнал для знатоков и перелистал несколько страниц. – Voila![7] – воскликнул он и передал ей журнал.

– О! – воскликнула девушка. – Уж не хочешь ли ты сказать, что и я буду выглядеть таким же образом?!

– Именно, черт побери, – заверил ее Берт.

Пегги не могла оторвать глаз от фото.

– Надо думать, что после таких упражнений она сейчас сильно страдает – это ведь называется, кажется, болезненной деформацией?

– Это, – сурово ответил ей Берт, – называется «шик-блеск», и если я еще раз услышу от вас, юная дева, подобную ересь и богохульство, я велю посадить вас на кол.

– Это то, что в Америке называется «палка в заднице»? – спросила Пегги.

Тут вмешался мистер Робинс.

– Пошли, – сказал он, – есть еще одно преступление, заслуживающее палки в задницу, – это заставить прессу ждать тебя. Ну а теперь вспомните, о чем мы говорили в машине. И держитесь подальше от выпивки. Она тут для того, чтобы размягчить их, а отнюдь не нас.

– Что ж, – сказал мистер Робинс, позволив себе расслабиться, – вот и все. Теперь можно и нам выпить. Миссис Трамп? Мисс Мак-Рафферти?

– Чуточку портвейна с лимоном, пожалуйста, – сказала миссис Трамп.

– Хайбол с хлебной водкой, – сказала Пегги.

Мистер Робинс нахмурился:

– Мисс Мак-Рафферти, ваши познания, видимо, весьма обширны, но они несколько бессистемны. Вам не следует смешивать продукты из разных стран. Я не стану об этом распространяться, а просто порекомендую вам продукцию нашего с вами соплеменника мистера Пимма[8].

Когда напитки доставили, Робинс с наслаждением проглотил половину своей тройной порции виски.

– Недурно, Берт? – спросил он.

– Прилично, – согласился фотограф, правда без особого энтузиазма. – В общем, не так уж плохо. Вы были весьма милы, mavourneen. Вас приняли.

Пегги слегка просветлела.

– Правда? В самом деле? А мне показалось, что большинство… самые главные… даже не заметили меня…

– Не верьте глазам своим, милочка. Они вас заметили. Впрочем, реакция мужчин не так уж важна. Вам следует опасаться своих сестричек, причем особенно тогда, когда они с вами любезны. А они этого как раз и не делали. – Берт опорожнил стакан и протянул его, чтоб получить новую порцию. – Забавно наблюдать проделки этих девиц. Существуют типы, которые выпускают когти уже за пятьдесят ярдов от вас; иные морщат нос, не доходя и двадцати; а подавляющее большинство вообще никак не выражают своего отношения, для них вы – всего лишь новое зерно, идущее на старые жернова. Но иногда вдруг появляется кто-то, кто на мгновение отшибает у них напрочь мозги… Потрясно видеть, что даже у такой публики вдруг вспыхивает искра священного огня. Sic transit treviter gloria mundi![9] – Берт вздохнул.

– In vino morbida[10], – лениво отозвался мистер Робинс.

– Ты хочешь сказать tristitia[11], – поправил его Берт.

– Интересно, что означает эта бессмысленная болтовня? – фыркнула Пегги.

– Мгновения быстротечны, моя дорогая, – отозвался Берт. Он сел на пол прямо возле своего стула и поднял камеру. – Но, несмотря на их быстрый полет, я все же могу зафиксировать их тень. И вот сейчас я хочу сделать два-три настоящих снимка.

– О боже, я думала, все это уже позади, – взмолилась Пегги.

– Может, скоро и будет… но только не сейчас… и не совсем… – бормотал Берт, глядя в свой экспонометр.

Что ж, хоть все англичане и немного полоумные, но они все же были с ней добры и милы. Поэтому Пегги отставила свой стакан и поднялась. Она разгладила юбку, прошлась ладонью по волосам и приняла ту самую позу.

– Вот так? – спросила она Берта.

– Нет! – отозвался Берт. – Как угодно, но только не так!..

На следующий день у Пегги было интервью на телевидении, и она надела свое белое парчовое платье. «Наша последняя победительница в конкурсе, которая вскоре будет одерживать победы и на экране»… И все опять были добры и милы с ней, так что казалось, будто все идет как надо.

Затем, уже на другой день, состоялся разговор с мистером Флойдом, который тоже оказался очень симпатичным, хоть сам визит безусловно был чем-то большим, чем обычное интервью. Пегги не ожидала, что ей без всякой подготовки придется ходить по комнате, садиться, вставать и делать то одно, то другое перед кинокамерами, однако мистер Флойд удовлетворенно улыбался, а мистер Робинс, когда они вышли, потрепал ее по плечу и сказал:

– Молодчина! Сейчас мне очень хочется выглядеть так, будто по тринадцатому каналу мне показали царство фей, но боюсь, меня все равно не поймут.

Жестом, великолепно известным в кино, Джордж Флойд запустил пальцы в пышную седеющую шевелюру.

– После этих проб вы просто не вправе не увидеть – в ней что-то есть, – настаивал он. – Она безусловно фотогенична, неплохо двигается, и еще в ней сквозит свежесть. Если она пока что мало знает об актерском мастерстве, так ведь и все прочие имеют об этом весьма отдаленное представление, зато девчонка еще не успела понахвататься дурацких наигрышей и штампов. Она умеет уловить мысль режиссера, во всяком случае, пытается это сделать. А главное – в ней есть обаяние. Нет, перспективная девчонка, и я хотел бы ее использовать.