📚 Hub Books: Онлайн-чтение книгРоманы1812. Обрученные грозой - Екатерина Юрьева

1812. Обрученные грозой - Екатерина Юрьева

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+
1 ... 18 19 20 21 22 23 24 25 26 ... 131
Перейти на страницу:

— Не должны отказываться, — подтвердил Афанасьич и разлил еще водки по стопкам. Себе — полную, а Докки — половинку.

— Ну, давайте, оп-оп, по холодненькой, — он придвинул рюмку барыне и залпом опорожнил свою.

Докки опять понюхала, поморщилась и выпила, после чего поспешно сунула в рот кусок хлеба. Она редко пила спиртное, тем более «холодненькую», поэтому ее быстро развезло, на душе вроде бы полегчало, хотя все равно было муторно и противно.

По дороге с бала Алекса и Мари обсуждали вечер и офицеров, девицы шушукались, а потом задремали, и их еле добудились по приезде. И все упорно игнорировали Докки, будто ее вовсе с ними и не было. Особенно ее обижало поведение Мари, которая пусть не в деталях, но знала и историю ее замужества, и то, что за все годы вдовства Докки никогда не поощряла ухаживания мужчин. И что поездка в Вильну была вызвана совсем другими причинами. Теперь Докки горько пожалела, что доверяла кузине, хотя в ней все же теплилась надежда, что Мари не замешана в распространении слухов о ней.

«Верно, Жадова ссылается на нее для достоверности своих рассказов, — предположила она, — делая собственные выводы из общеизвестных фактов, таких, например, что мой муж был старше меня и погиб вскоре после свадьбы, а я унаследовала его состояние…»

А Палевский… Докки окончательно сникла, страшась даже вообразить, что он думает о ней. Она никак не могла забыть танец с ним и взгляд его пленительных глаз, и при каждом воспоминании об этом сердце ее начинало плавиться и ныть. Никогда еще ни один мужчина не приводил Докки в подобное состояние.

«Поль, — чуть слышно сказала она, и имя его — такое мягкое, музыкальное — перекатилось по кончику ее языка, — Поль… Поль Палевский…»

Докки вздохнула, осознавая, что невозможно противиться его обаянию и своей тяге к нему, и если он захочет продолжить их знакомство… Она похолодела от мысли, что он может и не иметь такого намерения.

«Глупости! — одернула она себя и даже погрозила пальцем в воздухе. — Что мне с того, если какой-то самодовольный дамский угодник, наверняка повеса, к тому же военный, не пожелает продлить со мной отношения? Да у нас и нет никаких отношений — один танец ничего не значит…»

Но она лукавила сама с собой, потому что уже понимала, что ей будет очень обидно, даже больно, ежели он более не обратит на нее внимания, хотя дальнейшее общение с ним могло привести к весьма неприятным для нее последствиям. Если ей не простили даже приятельских отношений со Швайгеном, то интерес к ней знаменитого генерала и самого желанного жениха и вовсе вызовет небывалую суматоху среди барышень и их воинственно настроенных матерей. Но куда более Докки страшило совсем другое: опасность увлечься мужчиной, с которым у нее ничего не могло быть.

Она потрясла головой, выпила еще полстопочки и, не желая рассказывать Афанасьичу о Палевском, вновь пустилась в путаные жалобы на сплетниц.

— Ох, — хныкала она, основательно осоловев от «холодненькой», пережитых волнений, усталости и чувствуя себя бесконечно несчастной, — они все меня ненавидят! Афанасьич, миленький, ты мой лучший друг… Мне так плохо…

Она жалобно посмотрела на него — единственного преданного ей человека, с которым только и могла быть откровенной. Как раньше, при жизни мужа и в годы одинокого вдовства, так и теперь она надеялась получить от него сочувственный отклик и услышать успокаивающие речи.

Афанасьич, внимательно выслушав все причитания барыни, подумал, пригладил усы и сказал:

— В людях зависть завсегда сидит. Что у кого лучше есть — другие пережить того не могут. Грех это, но человек греховный по природе своей, и бороться с тем никак невозможно. Будь вы с мужем, досадовали б, что муж есть. Вдова — значит, хорошо ей без мужа. Деньгам завидуют всегда, а уж успеху у мужиков… Бабы тому испокон веку бесятся и всякие скверны пакостят. Так что живите, барыня, как вам удобно, гнилые языки не слушайте и себе по уму и сердцу поступайте. Говорить же будут всегда, что б ни сделали. В монашки пойдете, деньги раздадите — и в том найдут подозрение, что выгоду какую себе нашли. Людей не исправишь. И вот что я скажу, барыня: замуж вам пора. Все вон с бабами сидите — и досиделись. А муж — он защита. Да и при своей семье, детишках некогда будет кого попало слушать, — завел слуга свою вечную тему. — Неужто из всех кавалеров ни одного подходящего?

Афанасьич все эти годы уговаривал Докки не куковать в одиночестве, а выйти замуж, но за хорошего человека. При этом он весьма ревностно относился к ее поклонникам и всегда находил в них множество недостатков. Вольдемара он вообще терпеть не мог, называл его нудьгой зеленой и бездельником, с чем Докки в глубине души была очень даже согласна.

— Барон Швайген, — промямлила она с учетом того, что Афанасьич не раз видел барона в их доме. — Хороший человек.

— На кой нам ляд немчура? — заметил слуга и подлил ей еще «холодненькой». — Оп-оп!

Проследив, чтобы барыня выпила, поднес ей очередной огурец, сам выдохнул, глотнул и понюхал корку хлеба.

— Немцы — все одно не про нас. Душа у них для нашего человека потемки. Дело, то есть, темное. А с кем это вы там отплясывали, что родня ваша вся взбаламутилась? — как бы между прочим спросил Афанасьич, от которого трудно было что-либо скрыть.

— Ну, один генерал, — уклончиво сказала Докки. При воспоминании о графе опять у нее опять все расплылось внутри, и она поспешила добавить, чувствуя, как у нее заплетается язык:

— Н-ничего особенного.

— Тогда нечего болтаться попусту, время проживать, — Афанасьич поднялся и стал убирать рюмки и закуску. — Поедем в Залужное, а эти пущай здеся как хотят.

— Да, н-нужно уезжать, — согласилась она и, пошатываясь, встала. — Только м-мне обязательно нужно б-будет… на вечер к Санеевым — они м-меня пригласили, — а потом б-будет бал, на котором…

Неожиданно Докки показалось крайне важным пойти на предстоящий через неделю бал и показать всем, что ей решительно все равно, что о ней думают и говорят. Поспешный отъезд показался ей постыдным бегством. Она решила покинуть Вильну красиво, разбив — как подсказали сплетницы — как можно больше сердец. «Да, точно, — сказала себе Докки, и мысль эта пришлась ей весьма по вкусу, — сошью себе новое… сногсшибательное платье. Непременно сошью и покажусь в нем на бале. И даже если Палевский… если он не захочет со мной танцевать, то я — назло ему… назло всем — буду выглядеть обольстительной… загадочной…»

Пожелав Афанасьичу спокойной ночи, Докки с его помощью удалилась из кухни. И уже в постели, засыпая, она вновь попыталась подумать о том, почему Палевский ей представился и пригласил на вальс, но мысли растекались, так и не найдя никакого объяснения. Комната вокруг нее плыла, кружилась, и Докки закружилась вместе с ней в объятиях статного генерала, утопая во взгляде его сверкающих, как бриллианты, глаз…

После очень позднего завтрака, во время которого сохранялась такая же напряженная обстановка, что и накануне по дороге с бала, дамы решили поехать кататься за город. Докки, под предлогом визита к давней знакомой, отказалась от участия в прогулке. Она уступила родственницам коляску и в наемном экипаже, прихватив с собой Афанасьича, отправилась искать хорошую портниху. Заглянув в несколько модных лавок, она наконец остановилась на одной, где с большой переплатой за срочность заказала бальное платье из изумительного (и безумно дорогого — кутить так кутить!) водянисто-зеленого воздушного барежа[14], который очень шел к ее темным волосам и серым глазам.

1 ... 18 19 20 21 22 23 24 25 26 ... 131
Перейти на страницу:

Комментарии

Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!

Никто еще не прокомментировал. Хотите быть первым, кто выскажется?