Усадьба леди Анны - Полина Ром

эту неприязнь приходилось тщательно прятать…

По окончании молитвы она опять ушла в свою келью, понимая, что вот так сидеть, ничего не делая, слишком уж тоскливо. Часа через два, когда скука и раздражение окончательно одолели ее, дверь распахнулась и молоденькая девушка в рясе, потупив глаза, певуче произнесла:

-- Мать Аннабель просит пожаловать к ней.

Покои, куда привела Анну монашка, были чем-то похожи на церковь: и качественными фресками, и роскошными иконами. И очень дорогой меблировкой. В центре комнаты раскинулся богато накрытый стол, за которым обедали аббатиса, отец Амбросио и еще две монахини. Одну Анна даже помнила – та, что вчера бегала с факелом. Вторая была помоложе, с узким неприятным, почти безгубым лицом, изъеденным оспой.

-- Садись, дочь моя, – ласково улыбнулась аббатиса.

-- Благодарю, мать Аннабель, – маркиза была сама любезность и благонравие.

Анна села, благочестиво сложила руки, прикрыла глаза и зашевелила губами, якобы прося господа благословить пищу. Молилась она долго, с удовольствием наблюдая сквозь полуопущенные ресницы, что все остальные вынуждены прервать трапезу и тоже бормотать молитву. Испытывала она при этом странное злорадство: «С вами, дорогие мои, пожалуй, только так и нужно. Если меня кормят холодной кашей, то почему бы и вам не съесть холодный обед?! Остальным вон и вообще есть не даете…».

Наконец отец Амбросио гулко откашлялся и недовольно возвестил:

-- Приступим, сестры, к еде, что послал нам господь.

Обед господь послал очень даже приличный: с румяной жареной курочкой, отварной репой и морковью, с холодной мясной нарезкой и легким розовым вином. Радовало Анну то, что здесь не было этих чудовищных воротников и столовые приборы были самые обычные.

Первым начал разговор падре Амбросио. Это чуть удивило Анну. В любом обществе тему беседы задает старший по званию. Получается, он здесь главный, а не аббатиса?

-- Как ты устроилась под крышей святой обители, дочь моя?

-- Благодарствую, святой отец, сестры внимательны к моим нуждам и снисходительны к нерасторопности.

Мать Аннабель мелко рассмеялась и вмешалась:

-- Конечно, милая маркиза не привыкла к нашему строгому уставу, падре Амбросио. Но смирением своим она покорила сестер. Ей охотно помогут освоиться!

Беседа приобретала интересное направление. Получается, что аббатиса оправдывается?! Значит, мужик все же здесь главный! Может быть, ему не слишком понравится, что…

А что, собственно, Анна могла предъявить? Нелюбезность сестры Аресины? Вроде как, маловато для серьезного обвинения. А настоятельница, напротив, была сама любезность. Как докажешь, что любезность фальшивая?! Поныть, что ужин маркизе не дали, хотя фрейлин покормили? Как-то мелко. Нет уж…

Начинать с жалоб глупо. Нужно дождаться беседы наедине с начальницей, выяснить, чего тетка добивается, а потом уже думать, что и как делать.

-- Святой отец, как часто вы бываете здесь? Признаться, ваша молитва так тронула душу…

Мужчина глянул на гостью внимательно, потом перевел взгляд на аббатису. Взгляд Анна заметила и оценила:

«Вряд ли он тупой, раз в чинах. Хотя, конечно, все может быть. Но взгляд у него тяжелый. С таким лучше не враждовать. Это не мелкие женские пакости будут, а что-то посерьезнее.»

-- Я прихожу вести полуденную службу каждое воскресенье, дочь моя. Надеюсь, в следующий раз мать Аннабель вновь пригласит тебя на трапезу. К тому времени ты освоишься здесь, а я рад буду принять твою исповедь.

К исповеди Анна уже ходила не раз и знала: надо придумать какую-то мелкую вину, желательно не одну. Например, попенять, что позавидовала чужому платью, или съела слишком много сладкого. Главное, не говорить, что ничем не грешна.

Если такое сказать, душу вытрясут дурными вопросами. А так, ну послушание минимальное назначат. Может, молитву лишнюю, а может, десерт не велят есть. Это – сущая мелочь.

Помощницы аббатисы за всю трапезу не проронили ни слова. Разговаривали в основном падре Амбросио и настоятельница. Обсуждали разные хозяйственные проблемы монастыря. Весьма деловой разговор, очень далекий от благости.

Глава 15

Второй раз к аббатисе пригласили уже совсем поздно, после ужина. Анна, озверевшая от сидения в келье и скуки, была даже рада выслушать, наконец, требования настоятельницы.

Маркизу не могло не радовать отсутствие косметики и корсета, парика и фрейлин. Она чувствовала себя особенно живой, и потому безделье раздражало сильнее обычного. Пусть Анна и не была интриганкой, и никогда не жила в мире, где приходилось думать над каждым шагом и следить за собственными словами неустанно, но все же, как человек, много читавший за свою жизнь, она понимала: все, что здесь происходит, имеет свою цель. Скорее всего, банальная жадность одолела мать Аннабель, желание урвать что-то сверх и так приличной оплаты, назначенной дядей-герцогом. Ну что ж, посмотрим, поторгуемся…

На ужин ее так и не позвали. И сейчас, в богатых покоях настоятельницы, маркиза с удовольствием приняла приглашение к позднему чаю. Чаю с булочками и пирогами, медом и заморским сахаром, прозрачным душистым вареньем и пирожными. С некоторым удивлением Анна заметила, что любезная мать Аннабель, хоть и потчует гостью, сама почти ничего не ест. Сыта? Или волнуется перед разговором?

Кроме них двоих на чаепитии никто не присутствовал, что прямо говорило о том, что выводы её о предстоящей беседе абсолютно верны. Потому, когда аббатиса откашлялась, и приступила к беседе, маркиза сперва слушала внимательно.

-- Дочь моя, я счастлива, что Господь послал тебя под крышу нашего скромного монастыря. Здесь, отдохнув душой и укрепившись помыслами, ты обретешь силы, дабы в дальнейшем нести крест, возложенный на тебя Всевышним… -- речь настоятельницы лилась и лилась, абсолютно бессодержательная и пустая. Она даже прикрыла глаза, впадая, как казалось Анна, в некий транс.

Минуту, вторую… пятую…

-- Мать Аннабель, не лучше ли перейти к делу? – похоже, ждать, пока аббатиса