Песнь тунгуса - Олег Ермаков

Но внук понял, что баба Катэ торжествует эту победу своих старых соображений. И в эту минуту он почувствовал, что любит сморщенную бабушку как никогда. И что она-то и есть сэвэки.

Хорошо было, но вскоре пришлось возвращаться в интернат. Мишу пристроили к шоферам, которые шли небольшой колонной, везли какой-то груз для поселка или для БАМа. Лед на Байкале еще был прочен и толст — как гипс, подумал Мишка. Его еще не скоро сорвет солнце и ветер.

Свои упражнения в полетах на лыжах Мишка не оставил, решив стать знаменитым браконьером. И когда Станислав Ильич задал всем сочинение на тему «Хочу стать…», прямо так и написал, что мечтает стать браконьером и водить за нос лесников и всех егерей Байкала, летать на крыльях-лыжах и подарить Докторше Тамаре Могилевцевой соболий воротник, а энэкэ — соболью накидку, да и пожарному Генриху Сергеевичу Юрченкову поновее дубленка нужна. И в больницу поселковую лекарства для снятия боли. На следующем уроке Станислав Ильич разбирал все сочинения, но о Мишином не сказал ни слова. И Мишка решил, что его сочинение такое плохое, что у Луча даже слов не нашлось для ругни. Ну и ладно. Все тетрадки были розданы для домашней работы над ошибками. Мишка сунул тетрадку в портфель, даже не глядя. А уже в комнате открыл ее и вместе с нею открыл и рот: 5. За изложение стояла пятерка, а за ошибки, как обычно, три с минусом.

И Мишка, что называется, воспарил. Насупил брови, грозно сверкнул глазенками — как будто уже удирал от охранников и ловил соболей.

Остальные ребята и девчонки хотели быть летчиками, железнодорожниками, артистами, врачами, капитанами и милиционерами. Станислав Ильич потом поговорил с Мишкой об этом и посоветовал все же быть, например, охотником-промысловиком или оленеводом.

Но Мишка уже твердо решил стать браконьером. Это было интереснее, чем обычная работа промысловика. И в заповеднике летом он начал свою охоту. Ему удалось добыть рябчика, рябчик глупый, близко подпускает в заповеднике. Мишка сбил его из небольшого, но тугого лука, который прятал в расщелине скалы за крайним домом Аверьяновых. Рябчика он ощипал и хотел отдать Лизке Светайле, но побоялся, что та проболтается, и просто скормил добычу последней лайке дядьки Кеши. В тайге возле центральной усадьбы прыгали по деревьям белки-смолевки, черные, с белыми грудками, даже не надо далеко ходить. Мишка похаживал со своим луком, высматривал белок, — стрелял — и промахивался. И дома косился на ружье, старую «бельгийку» двадцатого калибра, стоявшую в изголовье кровати дядьки Кеши. Тетя Зоя Кеше на это пеняла, но он отвечал, что живут они в медвежьем углу, того и гляди Лохматый в окошко постучится. И действительно, медведи то и дело наведывались в поселок, у ключницы Зины медведь топтался на крыльце, дергал за дверь, она уже было думала открыть, но в последний миг зверь раздраженно дохнул, а в двери ее от старости появились щели, и старуха опешила, учуяв: дикий зверь! У лесничего Аверьянова на отшибе медведь выкрал из вольера лайку и задрал, утащил.

Белку, конечно, надо бить из малокалиберной винтовки, но свою винтовку дядька Кеша продал. Ну, точнее — пропил. А потом у него выманил и участок в охранной зоне лесничий Федор Андрейченко. И ничего у бывшего промысловика не осталось, кроме лыж, разболтанной «бельгийки» да старухи лайки. «Да и зачем мне все это, — говорил Кеша, покусывая жидкий ус, — я уже окончательный лесной стражник, не охотник».

Бабка Катэ только печально качала головой.

А Мишка не хотел быть ни стражником, ни штатным охотником. Ни рыбаком — ловить омуля сетями на катере и зимой подо льдом. Он решил стать браконьером, вольным охотником. И пусть еще его поймает дядька Кеша или Федор Андрейченко.

…И уголь вычертил на ровдуге убитого рябчика, лук и стрелу, первую браконьерскую добычу Мишки Мальчакитова на родовых землях.

А в белку попасть все не удавалось. В конце июля Мишка отправился с дядькой Кешей на Покосы. Дядька косил, Мишка ходил днем ворошить траву, ловил в речке хариусов, кипятил чай, варил уху. Ночевали в зимовье. Потом к ним присоединились другие жители поселка. У дядьки и тетки была корова, на нее сено и заготавливали. Тут уже устраивали общий котел, кашеварили жена тракториста Портнова и бабка Зина, державшая коз, сама она не косила, нанимала кого-нибудь из бичей. На сенокосе была и Лизка Светайлы. Теперь они вдвоем с Мишкой ловили рыбу. Забрасывали кузнечиков на леске и шли по течению, держа прутики, высокая Лизка и малорослый круглолицый смуглый Мишка. Соревновались, кто поймает больше. Мишка за Лизкой подсматривал, когда та спускала трико и присаживалась, журчала. И однажды она заметила, вскочила и погналась за ним с крапивой. Мишка считал себя уже матерым браконьером, а тут пустился наутек… от неожиданности. Да и все-таки старше Лизка была и выше на две головы.

— Ах ты… гаденыш!.. — крикнула она, мчась по пятам.

Мишка, конечно, убежал бы от нее, но вдруг замедлил бег… остановился… повернулся к ней. Лизка набежала, запыхавшаяся и раскрасневшаяся, с растрепанными волосами. И они остановились друг напротив друга в еловом сумраке, звенящем комарами. Лизка замахнулась крапивой и стегнула его по плечу. Мишка только отвел голову в сторону.

— Чего ты подсматриваешь?! — воскликнула она. — Не стыдно тебе, придурок?

Мишка насупленно молчал.

— Интересно, да? А вот крапивы не хочешь? — спрашивала она.

Мишка покачал головой.

— Какие же вы все дураки, — сказала она и отшвырнула крапиву, подула на ладонь. — Фу, обстрекалась только.

Звенели комары. Мишка помалкивал. Лизка глубоко вздохнула и сказала:

— Ладно, пошли, тунгусеныш.

— Чего обзываешься? — подал голос Мишка.

Они вернулись к речке, все текущей чисто и тихо к Байкалу сквозь травы. Наловленные хариусы всплескивали хвостами в ржавом ведерке. Пахло свежей рыбой, сомлелыми травами. Мишка с Лизой взяли свои удочки — и тут же замерли: чуть поодаль к реке с той стороны белым привидением вышел олень. Постоял в задумчивости, посматривая влево и вправо, наклонился и принялся пить воду. Высокая девочка и черноголовый мальчик стояли и смотрели на пришельца. В тайге закричала истошно кедровка. Олень поднял голову. С темного носа стекала и падала в речку вода. Крик кедровки приближался, и олень медленно повернул и как-то очень быстро исчез, растворился. Кедровка вскоре перелетела через реку. В тайге послышался треск, кто-то шел за птицей, но вдруг замер и так и не появился на берегу.

Карие глаза Лизки блестели, ноздри раздувались.

Мишка посмотрел на нее и усмехнулся.

— Лохматый, видно, бродит, — сказал он. — А ну выйдет, чё делать будешь?

— А сам-то?

— Вон на листвянку залезу. А у тебя волосы запутаются.

Лизка вспомнила о распустившихся волосах, хмыкнула, но начала их убирать.

— Ружья нет, — сказал Мишка. — Я бы ее бабахнул. И чего это она с гор сюда пришла?

— Ну, ты все-таки придурок, Мишка! — тихо воскликнула Лизка. — Она такая красивая… И здесь же заповедник.