Миссия для чужеземца - Сергей Малицкий

Сашка пришел домой и стал ждать отца. Тот пришел поздно, переоделся, с интересом поглядывая на маленького человека, поужинал, затем сел напротив. И Сашка рассказал обо всем так, как смог. Отец помолчал, посадил его на колени и сказал, что так же, как правильны его ощущения других людей, правильны и ощущения собственных поступков. И если ему кажется, что он поступил гадко, значит, именно так он и поступил. И что не бывает правды или добра, достигнутого с помощью неправды или недобра. Сашка слушал и верил каждому слову, потому что от отца, как и всегда, исходила уверенность и любовь.

Все наладилось со временем. Детство закончилось. Сашка так и не встретил после отца другого человека, который без лишних расспросов, только взглянув в глаза, увидел бы все, что творится у него внутри. Он никому и никогда не говорил о своих способностях. Только старался избегать людей, пронизанных злобой, и держаться тех, от кого исходило тепло. Что греха таить, он пользовался этим, хотя и чувствовал себя неуютно. Сашке казалось, что он подглядывает за людьми. Словно читает чужие письма. Может быть, поэтому он всегда предпочитал уединение?

В Эл-Лиа Сашка вновь вспомнил о своих способностях, но теперь они пугали его. Что-то беспрерывно давило изнутри, не позволяло расслабиться, отдышаться. Как крылья, которые превращаются в обузу, если их владелец собирается путешествовать пешком. Неясные образы, мелькающие в голове, утомляли. Ненависть, страх, тревога, висевшие в воздухе, обжигали горло. И в то же время что-то подталкивало в спину. Иначе откуда бы брались силы бежать и бежать, не останавливаясь, за маленьким белу, в котором Сашка ясно чувствовал опаску, а также печаль, строгость и уверенность в себе?

Нападение огромного пса едва не стало последней каплей. Сашка ощутил ужас. Мгновенную оторопь. Вокруг сгрудились люди, плеснули злобой, обожгли холодом. Истерика едва не скрутила. Но от пса шло что-то еще. Расслабляясь и погружаясь в тягучее варево образов, теснящихся со стороны хрипящего чудовища, Сашка различил не только злость и ненависть, но и боль. Задержал дыхание. Попробовал «погладить» ужасное существо. В ту же секунду пес так же мысленно рванулся к нему, но рванулся убивать, поскольку его собственные боль и тоска только усилились от прикосновения. И тогда Сашка открылся. Словно поднял голову перед летящей в броске собакой, показывая горло. Будто сказал псу: вот я, видишь? Вот моя боль. Вот мой страх. Войди в меня. Почувствуй мою жалость. Успокойся. Я не враг.

Он не вкладывал силу в эту мысль. Просто открылся весь и без остатка, не утаивая ни одной части себя настоящего. И пес понял. Остановился. Замер. Прислушался. Той угрозы, которую пес почувствовал со стороны Сашки, а точнее, того знакомого ощущения силы, которая до этого приносила только боль, не существовало. Тот, которому он пытался оторвать голову, оказался своим. Не менее своим, чем память о теплом животе матери. И псу стало стыдно.

— Что значит «открылся»? — спросил Лукус у Сашки, когда они миновали хитросплетение узких улочек центральной части Эйд-Мера и нашли в северных кварталах трактир с изображением толстого улыбающегося мала на вывеске.

Внутри оказалось неожиданно светло. Лучи Алателя проникали через высокие окна, застекленные неровными прозрачными пластинами. Башни Эйд-Мера казались через них кривыми и переливающимися.

— Хорошее стекло стоит больших денег, — пояснил Лукус, заметив взгляд Сашки, и повторил вопрос: — Что же ты сделал с псом?

Сашка огляделся. Высокая деревянная стойка выдавалась вперед, вокруг нее расположились несколько элбанов, а внутри без спешки, но сноровисто распоряжался кухонной утварью высокий и полный человек, одетый в просторную желтоватую рубаху из грубой ткани с рукавами по локоть. Его повязанная платком голова словно парила над опущенными плечами едоков. Человек беспрерывно резал, наливал, накладывал и время от времени покрикивал в открытую за спиной дверь. Оттуда доносились запахи приготовляемой пищи, звон посуды и веселый женский голос. Спутники прошли в угол, где стоял деревянный стол с двумя скамьями.

— Я сам не все понимаю, — наконец сказал Сашка, потирая забинтованную ладонь. Помолчал и добавил: — Точнее, я не понимаю ничего. Все, что я могу, — это чувствовать. И, может быть, немного внушать. Поэтому попытался внушить псу, что я друг. Но это не простая собака.

— Я заметил, — усмехнулся Лукус.

— Я говорю не о размерах. — Сашка качнул головой, все еще словно приходя в себя. — Пес обладает силой. Он может чувствовать не только запахи. Что-то во мне вызвало его злобу.

— Может быть, он натаскан против колдунов? — вопросительно прищурился Лукус.

— Я не колдун и не воин! — Сашка выпрямился. — Боль владеет псом! Отчего-то я напомнил ему о ней.

— Открылся, внушил, боль… — задумался Лукус. — Я люблю ясность. Хотя готов согласиться насчет боли. Без нее тут не обошлось, если такой зверь на привязи!

— В этом животном нет ни капли рабской зависимости перед кем бы то ни было, — не согласился Сашка.

— Ты не знаешь, что такое нукуд, — произнес Лукус. — Опытный колдун может стянуть жизненную силу любого элбана или животного в узел и заключить в какой-нибудь предмет. Я видел гордых элбанов, которых колдовство превратило в рабов. И они не нуждались в цепях и ошейниках. Да и сомневаюсь, что у того верзилы есть разрешение на использование магических предметов в пределах города. В любом случае он уже наказан. Корчмарь не отстанет от него. Придется ему раскошелиться за разоренное заведение. Вот и еще один враг.

— Еще один? — не понял Сашка.

— Валгас, — объяснил Лукус. — Он желал нашей смерти.

— Он так смотрел на тебя, Лукус, — робко вмешался Дан, — словно хотел раздавить.

— Я тоже почувствовал, — сказал Сашка. — Но не думаю, что эта собака нападет когда-нибудь на нас впредь.

— Не хотел бы проверять, — ответил Лукус.

— Здравствуй, травник! — навис над столом добрый малый, выбравшийся из-за стойки. — Давненько тебя не видел! Надеюсь, ты принес то, что обещал?

— Конечно, Бал, — ответил Лукус, доставая из своего мешка аккуратный сверток. — Семена альбы[23].

— Отлично! — расплылся в широкой улыбке трактирщик. — Не знаю, где тебе удается отыскивать это растение? Ни один из торговцев уже с полдюжины лет не привозил мне ни чашки его семян. А о листьях и корнях я даже не спрашиваю! Благодаря тебе мой трактир остается по-прежнему единственным, где в блюдах чувствуется вкус альбы!

— Мое предложение остается в силе, Бал! — улыбнулся Лукус. — Я все еще могу научить тебя выращивать ее здесь!

— Я не крестьянин, Лукус! — рассмеялся трактирщик. — А выдать кому-то твои секреты значит рассказать их всем. С меня станется, пока ты приносишь семена сам. Этого хватит до осени, а перед холодами ты еще навестишь меня, не так ли?