Безжалостные обещания - М. Джеймс

Братву, получить защиту, став любовницей или женой одного из бригадиров.

Ана нервно облизывает губы.

— Хорошо, — говорит она наконец. — Я сделаю это.

— Я все еще думаю, что это слишком опасно, — начинает говорить Франко. — Есть и другие способы достижения…

— Хватит! — Я качаю головой. — Я долгое время укрывал тебя, Франко. Но пришло время тебе повзрослеть и научиться принимать трудные решения. Да, мы подвергаем Анастасию опасности. Но мы постоянно подвергаем людей опасности. Она очень способная. — Я улыбаюсь ей, стараясь сделать это настолько искренне, насколько это возможно в моем нынешнем настроении. — Верно?

— Конечно. — Ана хмурится. — Клянусь богом, Лука, если из-за тебя меня убьют…

— Ты будешь преследовать меня. Конечно. — Машу я ей рукой.

— Я перевоплощусь в гребаную ведьму и буду вырывать тебе ногти, пока ты спишь, — говорит она, свирепо глядя на меня. — Я знаю, что они сделают со мной, если поймают.

— Тогда не попадайся, — просто говорю я. — Если они не поверят, что ты пытаешься привязаться к члену клуба, тогда предоставь им небольшие фрагменты информации. Притворись, что ты используешь свою близость ко мне через Софию, чтобы предать меня. Если тебе понадобятся мелочи, которые не будут слишком вредными, дай мне знать, и я дам тебе все, что смогу. Ты умная девушка, Анастасия. Я уверен, с тобой все будет в порядке.

Взгляд, который она бросает на меня, говорит о том, что она не так уверена. Но на данный момент я не уверен, что еще можно сделать. Пришло время нам всем начать рисковать.

***

Первая встреча наших семей проходит на конспиративной квартире. Не в той самой, из которой я спас Софию, я не уверен, что смог бы войти в этот дом без желания убивать. Я всегда считал себя жестким, закаленным человеком. Но это потрясло меня до глубины души. Не только потому, что это была моя жена, но и из-за явной жестокости, ужаса, который они ей причинили. Я делал ужасные вещи с мужчинами, но с невинной женщиной? У всех нас есть свои границы, которые мы не переступим, по крайней мере, я всегда так считал. Но это заставило меня задуматься, были ли они вообще у Витто Росси, и это выбивает меня из колеи еще больше.

Потому что он был человеком, который создал меня.

Я не сомневался, что Колин Макгрегор появится. Ирландцы были близки с нами на протяжении десятилетий, с семидесятых годов, когда был заключен мир, и мы вместе занялись бизнесом, вместо того чтобы воевать друг с другом. С тех пор на дороге было несколько ухабов, несколько стычек и потасовок, но по большей части мир сохранялся. Я не могу себе представить, что Колин захотел бы рисковать этим каким-либо образом. Но в эти дни я начинаю задаваться вопросом, действительно ли я вообще знаю кого-нибудь из окружающих меня людей.

Однако рыжеволосый король ирландской мафии появляется за пять минут до назначенного времени, входя в комнату с уверенным видом, к которому я привык, когда дело касается его. Он самый старший из нас троих, его рыжие волосы стали маслянисто-белыми, какими так часто становятся рыжеволосые в пожилом возрасте, его челюсть покрыта густой щетиной того же цвета, усеянной несколькими упрямыми рыжими волосками. Он длинноносый и веснушчатый, с проницательными карими глазами, и не в первый раз я не могу не заметить сходства, которое другие замечали между ним и Франко. Однако это всего лишь совпадения. В сейфе в моем кабинете есть документ, подтверждающий отцовство Франко, в котором его отца зовут Маттиас Бьянки. В нем итальянская кровь, насквозь. Но все же, я вижу знакомые черты лица моего лучшего друга в лице Колина, и это ни на йоту не перестает меня выбивать из колеи.

Интересно, появится ли Виктор? Если такое собрание, как это, называется официальным конклавом, то негласный закон гласит, что все главы семей должны присутствовать или прислать второго вместо себя. Вполне возможно, что Виктор пошлет Левина вместо того, чтобы соизволить прийти сам, и, конечно же, именно это он и делает. Я вижу, как входит высокий, грузный мужчина со светло-русыми волосами и ледяными глазами, выглядящий опасно раздраженным, и я изо всех сил стараюсь не показать своего разочарования. Я хотел поговорить с Виктором, а не с его заместителем. Но результаты, я полагаю, будут теми же самыми. Левин говорит от имени Виктора точно так же, как Франко мог бы говорить от моего имени, или сын Колина Лиам мог бы говорить от его имени.

— Вы знаете, почему я позвал вас сюда, — говорю я, когда мы все, наконец, в сборе. Нас трое, и у каждого своя команда безопасности. Я поручил Франко достать Ане диктофон, необходимый ей для работы, и дать ей инструкции, которые я оставил. Это намеренно, я хочу, чтобы Франко понял, что со мной не будут спорить. Он может действовать как мой заместитель, иначе будут последствия. Я больше не могу позволить себе держать его за руку.

— Взрыв в отеле, да? — Колин пожимает плечами. — Я не имею к этому никакого отношения. Ни один из моих людей. По-моему, это похоже на насилие братвы.

— Это были не мы, — сухо говорит Левин. — Виктор не возьмет на себя ответственность. Смерть женщины Росси и других ваших людей на вашей совести. Ищи среди своих. Мы не возьмем вину на себя.

Я чувствую, как поднимается закипающий гнев, который мне в последнее время было так трудно сдерживать.

— Я дам вам еще один шанс. — Мой голос убийственно спокоен. — Я хочу мира. Витто Росси, может, и был кровожадным, но я — нет. Но и лжи я тоже не потерплю.

Колин пожимает плечами.

— Ты же знаешь, у меня нет никакого желания нарушать наш мир, брат. Но я не возьму на себя ответственность за преступление, которого я и мои люди не совершали, понятно? Ты не можешь этого ожидать.

— Ты уверен, что никто из твоих людей не действовал самостоятельно? Я прищуриваю глаза. — Возможно, несогласие в рядах? Альянсы, о которых ты не знаешь? Ты уверены, что все твои люди верны тебе?

Я вижу, как напрягается его челюсть, выражение его лица опасно меняется.

— Я знаю своих людей, парень, — говорит Колин, и в его голосе слышатся нотки раздражения. — Может, ты теперь и дон, Романо, но ты все еще на много лет моложе меня. Ты хочешь того уважения, которое мы оказали Витто, заслужи его. И подвергать сомнению мою способность контролировать своих людей и требовать лояльности, это не выход.

— Я не хотел проявить неуважение, — спокойно говорю