На улицах Стамбула - Мария Рашова

не утаишь. Эх, моя бы воля — бы приютил всех бездомных котов в мире. Ничто в мире не способно прослезить меня, кроме как когда я вижу человека, забирающего с улицы бездомного кота к себе, чтобы любить. Как же я люблю это объявление в подъезде, растиражированное по всему интернету: «Не ищите здесь кота. Кота здесь нет. Мы забрали его домой ЧТОБЫ ЛЮБИТЬ». Всех котов в мире должны забрать с улиц, чтобы любить. Мы вообще здесь, на этой планете находимся, ни для чего, кроме: чтобы любить. Чтобы любить мы каждое утро открываем глаза. Чтобы любить мы дышим. Чтобы любить мы живем. И никак иначе. Заберите меня, пожалуйста, чтобы любить.

Я забрел в мой отель. Уныло поторчал под горячим душем. Включил кипяток, чтобы аж пар шел. Душ сварил меня, как рака, но не улучшил мое состояние. Теперь я был уныл, и при этом расслаблен, как холодец и красен, как свекла. Я чувствовал, что не справляюсь категорически. Не очень понимал, зачем я здесь. Возможно, это была крупнейшая ошибка в моей жизни, я все не так понял и я не должен был приезжать вообще. Я прочитал вечерние молитвы в рассеянном состоянии, виня себя за это. Белые кипенные подушки и нежнейший матрас с легким как пух одеялом захватили мое уныние в объятья и заставили провалиться в сон. Как все-таки хорошо, что мы все имеем физические тела, которые можно уморить усталостью, чтобы вечером вырубиться в сон, ни о чем не думая. Если бы мы не имели тел, мы давно бы все сошли с ума на этой планете, бесконечно гоняя свои горести по кругу. А тут, простите-извините, телу с утра нужно чистить зубы, мыться, что-то кушать, лечиться, заниматься спортом, спать, отдыхать — столько всего, что полноценно-то и не подепрессуешь. Только начнешь раздирать на себе одежды, посыпать голову пеплом и заходиться рыданием, как блин, на самом интересном месте захочешь в туалет. Иногда то, что мы имеем физические тела — выглядит спасением. Утро не принесло никакой ночной вести. Ничего не приснилось, никаких рекомендаций или приказов во сне не было. Я чувствовал себя оставленным. Прям как лох. Я сюда приехал и все про меня забыли. Готовятся к битве, стягивают сюда войска. А я? А я?! Просто собачонка, путающаяся под ногами. Настолько мелкая сошка, что не то, что враги, свои — про меня забыли. Ну что ж. Даже у самого маленького воина есть кинжал. И что-то да я смогу этим кинжалом повоевать. Не время мне приходить в уныние, ох, не время. Я прочитал утренние молитвы, вызвал такси и поехал в храм святого Георгия к его мощам. Я хотел прояснить свой мозг, хотел почиститься, чтобы хотя бы как то, хотя бы чуточку смочь поймать сигнал небес и быть вовремя на том месте, где развернется битва, в нужное время. Я ехал в такси, а зубы мои стучали. Напряжение все таки проникло в мое тело, пустило свою корневую систему, как я не защищался. Эх. Как же отвратительно ждать. Как ужасно чувствовать себя никчемным и бесполезным. Как тяжко не давать захлестнуть себя унынию и продолжать упорно плыть, надувая паруса своим дыханием при полном штиле. Я приехал, расплатился с таксистом, который содрал с меня втридорога, но я не хотел скандалить. К чему было портить мою карму больше, чем она уже была испорчена? О, благословенны те люди, у которых карма подобна карме ребенка: они плывут в ладье по реке жизни тихо и беспечно, пожиная дары счастья. Мне же предстоит страдать и в этой жизни, и во всех последующих, я знаю. Но все эти страдания можно вытерпеть с верой в Бога, самое главное — не загреметь в ад. Там я точно не выдержу, это 100 процентов. Поэтому надо шевелить лапками, господа. Надо что-то делать, чтобы не свалиться в эту пропасть, в этот открытый зев преисподней, который радостно ждет каждого из нас каждую секунду нашей жизни, щелкая зубами. Я зашел в храм, постоял среди запаха ладана и мерцания свеч. Наконец-то я почувствовал себя дома. Почувствовал нежданную-негаданную-незаслуженную благодать. Еле удержал в глазном веке горячую слезу. Не достоин я благодати, Господи. Я не могу любить всех людей. Я стараюсь, правда. Но я пока не могу. Как ты, Господи, можешь любить всех нас, когда на земле творится такое зло… Как ты, Господи, терпишь всех нас? Я стоял и старался сдержаться, но тело мое издавало глухие рыдания. Я старался изо всех сил замаскировать их под кашель, но немногочисленным прихожанам было все равно, как и стенам этого храма — они и не такое видели. Когда душа очищается, ей все равно, как в этот момент выглядит тело. Это мы вечно суетимся да беспокоимся. Вечный хаос, пожравший нас, празднует победу. Но там, наверху в высоком небе, нет суеты. Там нет суеты, нет. Там только любовь и вечное спокойствие. Забери меня, небо, как бездомного кота, чтобы любить. Верни меня домой, здесь так пусто и одиноко. Я уже не вывожу столько зла, творящегося вокруг меня. Почини меня, Господи, забери к себе.

Наивно ждать, что ты немедленно откинешь коньки, Бог возьмет тебя в Рай, и твои страдания прекратятся. Эх, мы не ангелы. Каждому человеку суждено испить его горькую чашу до дна, искупив грехи этой и прошлой жизни. Так что, моли- не моли, а наверх просто так не заберут. Надо мужаться, надо жить эту жизнь, чтобы ни преподносил сегодняшний день. Я вышел из храма и вдохнул полной грудью осенний стамбульский воздух. Было ха-ра-шо, как всегда после храма. Я вернулся ненадолго в отель, помолился, присвоил себе энергию храма, энергетически закрыв себя со всех сторон. Не то, чтобы я ждал нападений темных. Хотя каждый светлый должен по умолчанию каждый день ждать. Ждать и молиться, чтобы отразить удар. Береженого Бог бережет. Я же говорю, я не был самым лучшим воином. Но я старался. Жутко захотелось есть, да даже не то, чтобы есть — жрать захотелось оч оч сильно. Физическое тело, как всегда, не вовремя напомнило о себе. Ох уж эти биологические тела — система пищеварения, это все дико неудобно. Столько мороки со всем этим. Вечно таскаешься со своим телом как с чемоданом без ручки — дико тяжело и неудобно, но не бросишь же посреди дороги — не ты это тело создавал, не тебе и бросать. Я привык как смог, но когда живешь