Секреты счастливых семей. Мужской взгляд - Брюс Фейлер

Юри порекомендовал несколько таких правил:

• Любой из собеседников может попросить пятиминутный перерыв в любое время.

• Приходя домой, любой человек имеет право провести 15 минут в одиночестве.

• Пусть каждый по очереди будет прав в течение недели.

(Когда я рассказал Линде об этой идее, она тут же ухватилась за нее: «Ты хочешь сказать, что я буду права 26 раз в году?»)

Но что если мы будем выполнять все эти правила и так и не придем к согласию?

– Тогда вы переосмыслите проблему, – ответил Юри. – У нее такая позиция: мы должны подать пиццу. Вы же считаете, что должны подать крендели. Это две разные позиции. Поэтому вы начнете задавать вопросы, направленные на решение проблемы. Помоги мне понять, почему ты хочешь пиццу.

Мы стали перебирать аргументы Линды. Так поступают в других семьях. Она не хочет показаться скупой. Юри сказал, что нужно копать глубже. Она стремится казаться щедрой. Она – работающая мать и, вероятно, хочет, чтобы ее воспринимали как активного родителя.

– Вот, теперь мы ближе к правде, – кивнул Юри. – Она хочет быть хорошей мамой. Хочет быть членом сообщества. Это все вопросы самоидентификации. Как только вы перейдете на этот уровень, Линда начнет расслабляться. «Хорошо, ты меня услышал». И тогда она сможет приступить к переговорам.

– А как насчет моей позиции?

– Ваша тоже связана с самоидентификацией. Вы не хотите быть как все. Не хотите делать то же, что и все остальные, а пицца – очень распространенная традиция на сегодняшний день. Когда все это становится для вас очевидным, вы начинаете понимать: вот почему мы вместе, вот почему мы муж и жена. Линду, вероятно, привлекает в вас эта черта – креативность. А вам нравится в ней ее желание быть хорошей матерью. Как только вы совершите этот прорыв, то сможете приступить к решению проблемы. И первое, что вы осознаете: все это не так уж и важно. Посмотри только, что мы тут устроили!

Так вот оно что! В конечном итоге мы с Линдой спорили не о пицце или кренделях. Мы спорили о том, кто мы есть. Или, точнее говоря, каждый из нас хотел почувствовать, что его понимают.

– Помните вопрос, который я задал в начале семинара? – продолжал Юри. – «Сколько времени в день вы ведете переговоры?» Все говорят, что больше чем полдня, то есть 50 % времени. Если вы используете переговоры только как средство достичь какого-то результата, то напрасно тратите 50 % своей жизни. Суть в том, что переговоры – это часть нашего существования. Мы думаем, что они нас разобщают, но, если проводить их по всем правилам, переговоры только помогут нам стать ближе.

Дома мы с Линдой решили применить на практике все то, что я узнал. Начало было обнадеживающим. Мы свели к минимуму наши беседы в 7:42 вечера, а кроме того, решили перенести эти упражнения в логистике на более позднее время, чтобы они лучше согласовывались с едой, физическими упражнениями и отдыхом. Я стремился скорее разряжать обстановку и просил тайм-аут, когда чувствовал, что вот-вот сорвусь. Мне нравилась идея, что ссоры не должны длиться больше трех минут, поэтому я пытался говорить все сразу: что-то вроде блиц-свиданий, только применимо к ссоре. Но это оказалось сложной задачей. Линда очень отходчива, но ее миротворческий талант меня даже расстраивает. Так и хочется ей сказать: «Подожди, я не закончил, мне еще надо озвучить семь пунктов!»

Со своей стороны, Линда серьезно задумалась, услышав информацию о языке тела. Впоследствии я часто замечал, как она изо всех сил старается не скрещивать руки и не закатывать глаза. Это казалось мне ужасно милым, во многом потому, что напоминало, как мои дочери пытаются сдержать позыв в туалет по-маленькому.

Но наши попытки свести ссоры к минимуму не всегда распространялись на остальное время дня. Однажды утром я вошел в кухню, когда Линда готовила завтрак. Она искала йогурт в холодильнике и вдруг ополчилась против всей моей еды, которая там залежалась. Линда подвергла мои продукты жестким репрессиям, как какой-нибудь диктатор, устроивший зачистку после государственного переворота. Она брала в руки упаковки с сыром, чатни (индийской приправой) или оливками, смотрела на проставленные на них даты, и если срок годности истекал, скажем, через несколько дней, выкидывала продукт без всяких церемоний.

– Подожди-ка, – я попытался остановить ее. – Вот это еще не испортилось. Дети съедят. Я съем. – Я напомнил ей, что обедаю дома каждый день.

– Ты что, не видел все эти ужасы, которые показывают в новостях? Всюду пищевые отравления! – воскликнула Линда и добавила: – Может, перестанешь быть таким скрягой? Что за манера – ты и заплесневелую корку не выбросишь!

Вот так внезапно наши ссоры в 7:42 вечера перенеслись на 7:42 утра!

Однако на сей раз я был наготове и сказал:

– Обсудим это позже.

После того как Линда ушла, я воспользовался возможностью «выйти на балкон». Я поискал в Интернете факты, которыми мог подкрепить свою позицию, а их там было предостаточно. По данным Национальных институтов здравоохранения США, американцы выбрасывают почти 40 % пищи, которая производится в стране. Группы по наблюдению за этим вопросом отметили, что в большинстве своем те даты, которые указаны на упаковках продуктов (за исключением пакетов с молоком), проставляют сами производители – именно они устанавливают правила. Как я и ожидал: срок годности – это коллективный заговор, заставляющий нас покупать больше еды. Теперь Линде придется со мной согласиться.

Тем вечером после ужина мы снова затронули этот вопрос. Я попытался показать Линде, что понимаю ее позицию, как проинструктировал меня Юри.

– Я знаю, что из нас двоих в основном ты ходишь по магазинам, – начал я. – Знаю, ты стараешься сделать все возможное, чтобы девочки ели здоровую пищу.

Затем я вкратце изложил ей прочитанное в Интернете. Заметил, что если мы будем хранить продукты дольше, то сможем сэкономить деньги; Линда будет меньше времени проводить в магазинах; а дети научатся творческому подходу к остаткам пищи. Как призывал Юри, я подчеркнул, что мы спорим не столько о сроке годности продуктов, сколько о деньгах, времени и творческой составляющей. Я создал впечатляющую доказательную базу.

Линда, надо отдать ей должное, тоже использовала некоторые приемчики Юри. Как всегда, она постаралась поставить себя на мое место:

– Я ценю, что ты каждый день обедаешь дома.

Затем она вновь с жаром повторила, что здоровый дом – ключ к здоровой семье.

Наконец Линда попросила дать ей немного времени, чтобы она подыскала компромиссное решение. Мне показалось, что это отвечает модели Юри – построить «золотой мост», поэтому, вместо того чтобы тут же привести очередной аргумент («Разве я не говорил тебе о том случае с 1,6 миллионами бутылок салатной заправки со сфальсифицированным сроком годности?»), согласился. На этом каждый из нас занялся своими делами; я был насторожен, но настроен оптимистично.