Братство порога - Антон Корнилов

Из мрака неожиданно раздался голос — нечеловеческий и потому неслышимый для уха обычного человека:

— Я принимаю твою благодарность…

Лицо Константина застыло. Впервые он услышал голос бога. Страх ударил в его душу, и Константин неимоверным усилием воли приглушил его. Надо было закончить дело.

Константин, уже не улыбаясь, поочередно протянул руку к погасшим свечам. С острого когтя его указательного пальца закапало на остывающие фитили пламя. Свечи вновь вспыхнули. Но мрак не рассеялся, потому что это пламя было черным.

* * *

Лелеан и Гиал поднялись с пола. Пронзенные сталью сердца их не бились, но вряд ли кто-нибудь отличил бы сейчас восставших из мертвых князей от живых людей. Они будут двигаться, мыслить и говорить, пока их горящие черным пламенем свечи не растают до конца…

Встал и Гавар, придворный ювелир из Линдерштейна, и, не поднимая своего арбалета, пошатываясь, пошел в дом…

Открыл глаза герцог Уман Уиндромский. Перепуганная челядь, сгрудившаяся над его только что бездыханным телом, разразилась воплями облегченного восторга… «Надо же, — заговорили они, перебивая друг друга, — эта рана в груди господина оказалась не смертельной!..»

Воевода Парнан поднял голову и в три длинных судорожных плевка изверг заполнявшую его грудь воду…

* * *

Его величество Ганелон, повелитель великого Гаэлона, крепкий еще старик, обладал редким для монархов качеством — добродушием, по каковой причине к концу жизни и получил от благодарных подданных прозвище: Милостивый. В самом деле, отчего бы Ганелону и не быть добродушным? За все время его правления в королевстве не случилось ни войны, ни заговора, ни большого голода, ни эпидемии; и здоровьем Ганелон и вся его семья могли только похвастаться. Лишь в одном обделили его боги-не дали наследника. Но и по этому поводу Ганелон Милостивый не печалился. Несмотря на то что было ему без малого шестьдесят восемь лет, он был уверен, что жизнь его продлится еще долго, да и любимая дочь Лития вот уже шестнадцать лет радовала его глаз и сердце. Ну и что с того, что пока не вышел из королевских чресел отпрыск мужского рода? Даже если таковой и не появится, род Ганелона с его смертью (о которой он, кстати говоря, никогда и не задумывался всерьез) не прервется. Королевская кровь струится в жилах юной принцессы, а достойный супруг для нее вроде бы уже и подобран… И знатен, и богат этот молодой счастливчик, и предан своему повелителю, и к тому же доблестный воин, слава о котором уже вышла за пределы королевства Гаэлон. Пусть в роду его не было королей, но… к чему искать печали и беспокойства там, где легко можно увидеть радость?

Последняя фраза, возникшая в монаршей голове, вполне могла быть жизненным девизом его величества Ганелона Милостивого.

Его величество пошевелился на троне и с ухмылкой глянул на первого министра Гавэна, только что вошедшего в тронный зал с обязательным ежеутренним докладом и теперь смиренно стоящего у первой из пяти ступеней, ведущих к трону, — в ожидании, когда ему позволено будет говорить.

«Ах, старый лис, — расслабленно подумал Ганелон, запустив пятерню в пышную бороду, — тебе-то грядущая свадьба несет наибольшую выгоду. Денно и нощно должен богов благодарить за то, что даровали тебе такого племянника — будущего зятя короля!»

Ганелон подмигнул почтительно склоненной лысине своего первого министра (это игривое действо было в немалой степени продиктовано солидным кубком крепкого сливового вина, выпитым за завтраком) и проговорил:

— С чем пожаловал, Гавэн?

Министр немедленно распрямился. Долговязый и лысый, с начисто выбритым лицом, он был очень похож на ящерицу-переростка, зачем-то поставленную на задние лапы и обряженную в богатые одежды. Только вот глаза его были не по-ящериному юрки и умны — истинно лисьи глаза.

— Прошу простить меня за дурные вести, — быстро заговорил Гавэн, — но говорить правду, какой бы горькой она ни была, — мой святой долг.

Ганелон подергал себя за бороду и усмехнулся. Нечто подобное Гавэн говорил ему каждое утро на протяжении многих-многих лет. Вести, объявленные как дурные, на поверку оказывались совершенно пустячными, не требующими даже высокого королевского вмешательства. Посредством такого словесного пируэта первый министр выказывал собственную исключительную обеспокоенность делами государства, даже маловажными и не стоящими особого внимания.

— Валяй, — милостиво разрешил Милостивый.

— Во-первых, осмелюсь снова напомнить вашему величеству о тварях, именуемых в простонародье зубанами, размножившихся в королевстве до степени угрожающей, — начал Гавэн. — И еще вынужден сообщить, что эти… зубаны беспокоят народ не только в одном Гаэлоне. Как мне стало известно, они появились сразу в нескольких государствах, соседних с ним.

Сливовое вино, бродившее в крови монарха, снова заставило того ухмыльнуться:

— Опять эти летающие крысы! Если так дальше пойдет, ты скоро будешь докладывать мне об увеличении количества блох на задницах городских шавок, — высказался он.

Гавэн с готовностью хохотнул, отдавая должное искрометности королевского юмора, но быстро посерьезнел снова.

— Боюсь, с зубанами дело обстоит не так уж просто, как вашему величеству изволит казаться, — сказал он. — В городах этих тварей с утра до ночи отстреливают стражники и простые горожане — и тем не менее сообщения об украденных тварями младенцах и детях… более старшего возраста появляются все чаще. Несколько подгулявших и просто немощных горожан, имевших неосторожность показаться в пустынных местах в одиночку, загрызены насмерть…

— Туда им и дорога, — со свойственным ему добродушием отозвался король. — Пореже надо пьянствовать и болеть.

Первому министру пришлось снова посмеяться.

— На рынках от зубанов просто спасу нет, — продолжал он, стерев с лица улыбку. — Торговцы промежду собой разговоры разные разговаривают. И простые горожане тоже… И это еще не все: в деревнях, селах, на фермах и хуторах зубаны представляют собой настоящее бедствие. Помимо того, что зубаны сами опустошают пашни, огороды и сады, скотину домашнюю портят, они еще и истребили всех птиц, которые поедали вредных насекомых… Крестьяне волнуются, ваше величество, — выделил голосом последнюю фразу Гавэн, — говорят, боги прогневались за грехи и отняли урожай… Великий голод, говорят, наступит скоро.

— Ну, пусть не грешат, — рассудил Ганелон.

— И среди знати неспокойно, — перешел на шепот первый министр и развернул длинный свиток, — вот список тех, кто у вашего величества помощи просит, чтобы защитить родовые земли от полнейшего разорения. Извольте ознакомиться: барон Андорзский, граф…

Ганелону хватило терпения выслушать только десяток имен. Потом он махнул рукой.

— Значит, так, — подытожил он. — Смутьянов отлавливать и безо всякой жалости четвертовать. Просителям от казны выслать по сотне золотых гаэлонов. Все.

— А с тварями как быть, ваше величество? — внимательно выслушав, поторопился спросить Гавэн.