Какой простор! Книга первая: Золотой шлях - Сергей Александрович Борзенко

Стараясь ступать бесшумно, подошел к покосившемуся забору. Наклеил листовку, смутно забелевшую квадратным пятном. Прислушался. В полночной тишине было что-то подозрительное. Серые прямоугольные заборы почему-то вообразились ему огромными конвертами; он с удовольствием, точно марки, наклеивал на них листовки, от этого заборы приобретали ему одному лишь понятную ценность. Лука выполнял поручение; надо действовать спокойно, обдуманно и решительно; только так цель будет достигнута.

Впоследствии несколько раз выполнял Лукашка опасные задания отца. Он уже знал: отец, Полонский и Лифшиц — революционеры, у отца в машинном отделении спрятан ручной печатный станок, а Илько Федорец, невзрачный, всеми презираемый трус, — осведомитель охранки, которого следует остерегаться.

XIII

Однажды отец попросил Луку сходить на Паровозный завод, в сборочный цех, разыскать там Лифшица и передать ему кошелку с новыми листовками.

— Дело рисковое, но выполнимое. В обеденный перерыв на завод сходится много ребятни, несут отцам еду. Кстати, посмотришь завод поближе, познакомишься с рабочими.

Лука обрадовался. Уже давно ему хотелось побывать на настоящем заводе. Он зашагал по Змиевскому шоссе с кошелкой, в которой лежала перевязанная бечевкой пачка листовок, прикрытая платком. Сверху отец положил хлеб, вареную картошку и помидоры. Идти было далеко. Паровозный завод находился на противоположной окраине Чарусы.

Как все мальчики, Лука любил опасность, к тому же ему хотелось повидаться с Лифшицем. Интересно — где живет Лифшиц? Есть ли у него дети и голубятня? Следит ли за ним полиция?

Не спеша Лука дошел до железнодорожного моста у скотобоен, забрался на каменистую насыпь и зашагал по полотну. Не доходя до закопченного депо, он увидел на рельсах кучу грязных ребят с кочережками в руках, копающихся в кучах жужелицы, выброшенной из паровозных топок. Дети отыскивали непрогоревший уголь. Среди ребят он узнал Шурочку Аксенову, согнувшуюся с корзиной в руках. Две косы ее были перевязаны синими ленточками. Видно, не сладко жилось ветеринару, если он не гнушался посылать дочку собирать уголь.

Зная застенчивость Шурочки, Лука прошел мимо не поздоровавшись, да ему и самому было неловко: топал он, по обыкновению, босиком. Но его окликнул Ваня Аксенов, помогавший сестре:

— Ты куда?

— На кудыкину гору.

— Я серьезно спрашиваю.

Лука никогда не врал. Он сказал, что идет на Паровозный завод. Сказал и сам почувствовал в своем голосе горделивую нотку.

— И я пойду с тобой. Так много слышишь о заводе, а я никогда не бывал там. Интересно все-таки поглазеть, как делают паровозы. Что лучше на свете железной дороги! Правда, Лукашка? Проедешь по мосту — гремит, как с неба, и ветер от паровоза с ног сбивает. И семафоры… Говорят, на заводе и сталь льют.

— Пойдем. Но ты, гляди, сколько угля насобирал — наверное, с пуд будет. Тебе надо домой его отнести.

— Шурка дотянет. Хоть и девчонка, а сильная. Начнем бороться, кладет меня на обе лопатки.

— Нет, отнеси сам, а я подожду тебя здесь.

Городской двор был невдалеке от железной дороги, и Ваня, взвалив мешок на спину, по узенькой тропинке засеменил домой.

Шурочка, слышавшая их разговор, подошла и смущенно поздоровалась. Когда Лука повернулся к ней, она мучительно покраснела. Ей было стыдно за свою бедность, стыдно собирать уголь, стыдно за свои босые грязные ноги, покрытые цыпками.

— Прочитали книгу, которую я вам дала? Правда, очень интересно написано?

— Да, прочитал!

— Мне очень нравится Печорин, но я думаю, что герой того времени все-таки не Печорин, а Максим Максимович. Он на нашего папу похож, правда?

— Лермонтову виднее, кто герой, а кто не герой, — ответил Лука, а сам посмотрел на худенькую Шурочку и подумал: «Ей только в куклы играть, а она, гляди, собирает уголь, таскает его на плечах. Плечи-то слабенькие…»

Подошел товарный паровоз; пыхтя, остановился. Усатый кочегар принялся чистить топку. К паровозу хлынула стайка ребят; стали выхватывать из-под колес еще горячие уголья. И тут Лука заметил других девочек. Они отличались от Шурочки тем, что, как мальчишки, были острижены под машинку.

— Ну, мелюзга, плохая сегодня у вас добыча? — спросил, выглядывая из окошечка, машинист с дымящейся козьей ножкой в зубах.

— Брат сказал, что вы мое имя вырезали на трубе кирпичного завода. Для чего вы это сделали? — Девочка подняла на Лукашку синие глаза с загнутыми ресницами.

Лука весь залился румянцем.

— Одни вырезывают имена возлюбленных на деревьях, другие пишут их на вершинах заводских труб. Каждый делает, как умеет.

— Вы любите стихи? — помолчав, неожиданно спросила девочка.

— Люблю. Люблю! — с наслаждением, будто это относилось не к стихам, а к Шурочке, пробормотал Лука.

— Я вам дам свой альбом, напишите мне что-нибудь на память. Мне все школьные подруги написали… А вы знаете, Ваня сам сочиняет. У меня в альбоме есть два его стихотворения.

— Мне он этого не говорил. О чем же он пишет?

— Одно о Михаиле Ломоносове, второе на день рождения Оли, нашей двоюродной сестры. Ваня в нее влюблен. Правда, она на шесть лет старше его, и пока он вырастет, она выйдет замуж.

Прибежал запыхавшийся Ваня, крикнул:

— Пошли!

Взявшись за руки, мальчишки зашагали по шпалам; шпалы были похожи на ступеньки лестницы, положенной на землю.

— Ты знаешь, а уголь-то я не донес. По дороге отнял городовой, забрал вместе с мешком. Попадет мне теперь от матери, мешок-то ведь чужой. Ненавижу всех этих охранников, полицейских сторожей, не дают они людям дышать. Да вон они, не званы, не прошены. Сейчас начнут отнимать мешки у ребят.

Лука увидел трех городовых, а вдалеке Шурочку, медленно бегущую с мешком за плечами. Дети, словно стайка птиц, разлетелись во все стороны.

— Полундра! — крикнул Лука и что было силы, прыгая через рельсы и канавы, поросшие бурьяном, помчался к забору, ограждающему ассенизационный обоз. Рядом с ним бежал Ваня, а за ними — городовой; его юфтевые сапожищи тяжело топали по земле. Городовой заметно отставал, но не прекращал погони.

Лука добежал до городского двора, перекинул через забор кошелку и полез через забор. Сверху он увидел рассыпанную по земле пачку листовок и незнакомого человека, наклонившегося над ними. На какое-то мгновение сердце мальчика захолонуло.

Делать было нечего, Лука, а за ним и Ваня прыгнули вниз. Человек выпрямился, и мальчики узнали кузнеца — дядю Мишу.

— Так вот вы какими делами занимаетесь, — проворчал кузнец, держа в широкой руке листовку.

Ваня прочел на ней: «Товарищи рабочие! Долой самодержавие!»

— Что же ты мне сразу не сказал, что у тебя в кошелке листовки? — рассердился Ваня, в самое сердце пораженный скрытностью друга.

— Дядя Миша, там за забором городовой… — дрожа от волнения, проговорил Лука.

— Ну, сюда я его не пущу, а