Батый. Полет на спине дракона - Олег Широкий

— Значит, всё-таки...

— Да. Сиди спокойно. Я не говорила об этом раньше. Без того, что нас ожидает вскоре, мои слова — шум тальника на ветру. Ты боишься, что в тебе нет крови отца?

Окаменел, насторожился. Конечно же, он боялся. И того, что она тоже засомневается, боялся. Но слухи, слухи...

— Но разве твой хан Темуджин устаёт повторять, что не родовитостью, не верностью, но умом и мужеством завоёвывают его расположение? Разве не возвысил он сына кузнеца Джэлмэ и пастуха Боорчу в ущерб своим негодным родичам? — Её руки, с тонкими крепкими пальцами теребили маленький острый ножик для резки баранины. — Так почему не распространит своих мудрых постановлений на собственную юрту? Не знаешь, несчастный? — Она встряхнулась, загремели украшения на халате. — Разве твой ленивый брат Угэдэй больше достоин внимания хана, чем ты? Разве Джагатай, завистью испортивший печень, смывает благородной кровью собственную глупость? Ибо только глупый и больной — завистливы.

Джучи сидел, не шевелясь. Уке своим позабытым за этот год азартом очень напоминала ему себя, прошлую, ту, какой она была в момент их первого знакомства на Великом Курилтае.

— Хватит ли смелости понять, — в её голосе звенел задорный металл, — или я говорю с одержимым мангусами? Если Небо определило твоё предназначение быть багатуром и белой костью — имей силу и мужество сделать родовитой свою собственную кровь. Разве не ради этой возможности столько лет умирали наши воины? Не ради ли этой правды прозорливый Тенгри возвысил твоего отца? Он — твой отец по выбору Вечного Неба, а не по глупости рождения. — Уке замолчала на мгновение, потом продолжила тихо, устало: — Хочешь узнать о себе — узнавай, но не шарахайся от правды, как вол от слепой плети. Перехвати эту плеть.

Она перевела дыхание... сказала:

— Тем более что нас будет трое... Твоя кровь, — и она лукаво улыбнулась, — шаман гадал на лопатке, жди сына.

Конечно, никакие слова не способны были вытащить из Джучи застрявшие занозы, когда он был одинок. Однако появление в его жизни Уке разве не сделало его другим? В её глазах постоянно читал он самое важное: «Мне нужен ты, именно ты».

Он и сам не заметил, как повернулось его беспокойство в другую сторону... Раньше было так: «Я — отравленная падаль, напоминание о позоре. Это от меня до поры ? скрывают. Но ВДРУГ всё-таки не падаль? » А теперь, после появления в его жизни Уке, стало иначе: «Я ей нужен, пока она не узнает, что я отравленная падаль. А ВДРУГ всё-таки не поэтому...» И вот... наконец.

Долго Джучи смотрел на очаг, и наполняла его тело счастливая беззаботная слабость.

— Что... что же ты ра-раньше-то...

— Нужда не подоспела. Будешь ли думать теперь о нас, а не о том, какой ты несчастный?

После короткого молчания, одержимый небывалым приливом сил, он сказал, как припомнил:

— Отец (ничего не кольнуло)... посылает меня на войну в Северные Горы, — «лесные народы» покорять. Зачем ему это? Не знаю.

— Будешь копаться в себе, и что знал забудешь. — Она уже делалась привычно колкой[61].

— Вернусь не скоро. Хотел не вернуться — теперь вернусь.

— Не вернёшься — плохо мне будет, умучают. Хотел не вернуться — о ком думал? О себе, нелюбимом.

— Вернусь, — твёрдо, как это умел отец, отчеканил незаконный сын, — и мы всё узнаем, ВСЁ узнаем.

И Джучи впервые за долгие годы торжествующе улыбнулся.

С тех пор как поплатилась за свой длинный язык неожиданным замужеством, окружали Уке облавным кольцом нелёгкие вопросы. Ответишь — вырвешься. Не разгадаешь — пропадёшь. А спросить — у кого?

Подтянутый молодой нойон, застенчивый, колючий и печальный одновременно, с которым она так неожиданно пересеклась на курилтае, сразу понравился ей. В девичьих грёзах о будущем являлся именно такой — медведь на верёвочке. Покорность и мощь в одном лице.

Мягкий ручной медведь обернулся мятущимся тигром, сыном самого главного, самого сильного здешнего зверя (или чудовища?). Удержишь ли такого в тонкой паутинке женских интриг? Но нет пути назад. Ежедневно, ежечасно рвутся непрочные верёвочки... Страшно. Садилась, обхватывала руками голову, гремела дорогими китайскими висюльками, думала.

Посватался Джучи — и воссияли торжеством лица её родичей. Радовались и злорадствовали. Чего им от этой свадьбы надо? Нечего и гадать. Вот, мол, смотрите. Пришла пора свалить безродных разбойников — «людей длинной воли». Хунгиратка Бортэ — жена Темуджина, хунгиратка Уке — жена его сына. Благородный обох хунгиратов волей Вечного Неба породнился с родом Борджигинов.

Сын родился в отсутствие отца, увязшего где-то в полночных горах. Никто не защитит от нахальных глаз.

Ходят родичи, посматривают на её младенца, надеются на лучшее. «Вырастет, своих к власти приведёт».

Если Чингис, петляя и сражаясь, хочет именно этого — возвеличить свой оскорблённый обох, — то правильнее всего стараться оправдать подобные ожидания. Её сын будет старшим в третьем колене и наследником Великого Улуса... после Орду.

Орду — отпрыск нелюбимой жены — беда невелика. Будет Воля Неба — отодвинем. Больше детей у этой пугливой утки не будет. Уж мы постараемся, не допустим.

Так да не так? О чём свистели, возносясь над пожарами, Темуджиновы сигнальные стрелы-йори? О том, что второе дело — откуда человек. Важно, что разумный и верный. От родичей своих отбивался юный Темуджин, из-за них мальчиком тёр шею о кангу[62], от них уползал по крутым урочищам в слепую ночь. Забыл ли?

Забыл бы — не раскидал бы людей по десяткам и сотням, не растоптал бы заветы предков.

Если так, не нужно с хунгиратами любезничать, пропадёшь. Безродные удальцы, «люди длинной воли», к власти Темуджином поставленные, изведут её сына.

Вечное Небо, вразуми. Куда гонишь стада и тучи свои?

Когда она узнала про тайну Джучи, всё стало понятнее. Если Джучи незаконнорождённый, то его настырные братья рано или поздно используют этот позор. Их воздетые туги[63]в этой борьбе — родовые святыни. Не станет над ними железного Колпака Темуджина, отправится Потрясатель к праотцам — и сметут её семью с пути, как шалаш сметает буран.

И Уке решилась. Её разящий меч, её союзники — выдвиженцы. «Чёрная Кровь — Белая Кость». Так они себя называют.

Ко времени, когда возмужает её Бату... уж она постарается объединить вокруг себя ТАКИХ ЖЕ, с тёмной тайной своего рождения или с безнадёжной явью такового. Надо искать друзей... Из кого выбирать? Не из безропотных слуг, а из НАСТОЯЩИХ людей хана.