Китайское чудо. Критический взгляд на восходящую державу - Дженнифер Рудольф

Японии или Америки), и меньшей — на нетрадиционных глобальных угрозах безопасности (например, спад мировой экономики и глобальное потепление). Иными словами, вера в миролюбие китайцев сочетается с более узким, китаецентричным, восприятием угроз вместо более глобального, общечеловеческого.

Поэтому неудивительно, что между мнением о миролюбии китайского народа и поддержкой увеличения военных расходов существует линейная зависимость. На рисунке 11.1 отражено восприятие респондентами китайцев. Столбцы показывают, на какой точке этой шкалы находятся сторонники различных вариантов политики в отношении военных расходов. Респондентам задали вопрос, поддерживают ли они увеличение военных расходов, сохранение их без изменений или уменьшение. На рисунке видна линейная зависимость уверенности в миролюбии китайцев и поддержки военных расходов. Иными словами, сторонники увеличения военных расходов считают китайцев более миролюбивыми, чем сторонники их уменьшения. Это соотношение статистически значимо.

Рис. 11.1. Соотношение между верой в миролюбие китайцев и позицией по военным расходам. Источник: Исследование Пекинского района, 2015 г.

Эти результаты еще нагляднее, если взглянуть на то, как респонденты сравнивают черты китайцев и японцев. А именно: чем больше в их представлении разрыв между китайским миролюбием и японской воинственностью, тем агрессивнее настроены респонденты. Чем больше респонденты уверены, что китайцы и японцы отличаются (при этом китайцы более миролюбивы, чем японцы), тем ниже их уровень дружелюбия к Японии. Точно так же, чем более миролюбивыми респонденты считают китайцев по отношению к японцам, тем больше они склонны видеть главную угрозу национальной безопасности Китая в Японии, а не в ряде других государств или мировых и нетрадиционных факторов. И чем более выражена уверенность в китайском миролюбии и японской воинственности, тем с большей благосклонностью респонденты относятся к увеличению военных расходов. На рисунке 11.2 вертикальная ось идет от 0 (нет ощущения разницы между китайцами и японцами) до 6 (максимальная разница между «мирными» китайцами и «агрессивными» японцами). Столбцы показывают линейную зависимость между этой разницей и поддержкой увеличения военных расходов. Таким образом, те, кто поддерживает увеличение военных расходов, острее воспринимают различие, чем те, кто хочет их уменьшить.

Рис. 11.2. Соотношение восприятия различий между китайцами и японцами и позиции по оборонным расходам. Источник: Исследование Пекинского района, 2015 г.

Хочу подчеркнуть, что я не утверждаю, будто бы китайцы по своей природе менее миролюбивы, чем другие народы, тем более что они сами уверены в обратном. Мой анализ этих данных обнаруживает ясно видимые различия в твердости этих убеждений внутри китайского общества. Так, молодые жители городов, получившие хорошее образование и бывавшие за границей, обычно меньше разделяют веру в исключительность, чем те, кто этими свойствами не обладает. Более того, уверенность в миролюбии китайцев может быть лишь одним компонентом более сложной смеси убеждений об их исключительности — например, что китайцы необыкновенно цивилизованны, искренни или скромны.

Все это неудивительно. Убежденные сторонники исключительности Китая подобны сторонникам исключительности Америки: те и другие склонны придерживаться жестких политических линий, не совпадающих с их представлениями о себе (у китайцев — о присущем им миролюбии, у американцев — об их добродетельной, законопослушной и справедливой натуре). Согласно выводам Государственного института религиозных исследований, те, кто верит в религиозно обоснованную исключительность Америки, настроены более милитаристски и более склонны поддерживать применение пыток, чем те, кто в нее не верит. В одном из анализов с использованием опроса Пью о восприятии Китая американцами 2012 года я сравнил позиции сторонников «Движения чаепития» и его противников. Сторонники «Движения чаепития», очень твердо верящие в исключительность США, предпочитают значительно более жесткие стратегии внешней политики, в том числе в отношении Китая. Они более склонны видеть в Китае врага и угрозу многим сферам политики. И, в сравнении со своими противниками, включая других республиканцев, они в большей степени поддерживают более жесткую политику в отношении Китая, в том числе использование силы для защиты Тайваня. Одним словом — возможно, у китайской и американской веры в свою исключительность разное внешнее выражение, но схожий результат для предпочтений во внешней политике.

Помимо того что руководство Китая, похоже, искренне верит в уникальное миролюбие страны, также весьма вероятно, что намеренное распространение этого убеждения играет на руку Коммунистической партии. Оно приводит и обычных граждан, и элиту к заключению, что конфликты с другими странами спровоцированы этими странами, а Китай невиновен.

Однако результаты такого мнения парадоксальны. С одной стороны, продвижение идеи китайской исключительности помогает поддержать легитимность правящей партии внутри страны. С другой — оно же может помешать усилиям КПК по укреплению своей легитимности за рубежом через развитие более тесных международных связей. Одной из важных тем в наступлении пекинской «мягкой силы» является утверждение, что Китай — уникально миролюбивая нация. Но этот аргумент может повредить дипломатическим усилиям в двух аспектах. Во-первых, подчеркивание необычайно мирной натуры Китая может подразумевать, что другие уступают ему в этом, в результате чего Китай выглядит самонадеянным или лицемерным. Так, в 2015 году Глобальное исследование образа Китая, проведенное подконтрольным правительству информационным агентством, показало, что лишь 8 % респондентов из развитых стран верят, что Китай — мирная, ответственная и готовая к сотрудничеству мировая держава. Напротив, в Китае это считают правдой 65 % респондентов. Руководству Китая предстоит большая работа, если оно намерено улучшить образ Китая как миролюбивого по природе. Парадоксально, но акцент на якобы исключительном миролюбии китайского народа легко может оказаться контрпродуктивным. В особенности учитывая контрпропаганду, согласно которой подъем Китая обеспечен масштабным ростом военных расходов в последние годы и усилением внутренних политических репрессий в Китае. Чем заметнее подобные выступления, тем более лицемерными или лживыми кажутся окружающим заявления о природном миролюбии Китая.

Отсюда возникает второй аспект: мнение китайского руководства об исключительности Китая может повредить его способности понимать восприятие других стран. Твердая вера в чьи-либо уникальные черты обычно сочетается с решительным неприятием права на критику его поведения. Один вопрос в Исследовании Пекинского района 2013 года предлагает китайским респондентам согласиться или не согласиться с утверждением: «Когда другие критикуют Китай, это выглядит так, как будто они критикуют лично меня». Как показывает рисунок 11.3, существует линейная зависимость между верой в уникальное миролюбие китайского народа и принятием на свой счет иностранной критики (отношение статистически значимо). Если это соотношение верно и для китайского руководства, значит, их убежденность в китайской исключительности может оказаться препятствием для эмпатического понимания обеспокоенности других стран подъемом Китая.

Рис. 11.3. Соотношение между верой в миролюбие китайцев и личным восприятием критики в адрес Китая. Источник: Исследование Пекинского района, 2013 г.

Одним словом, вера в китайскую исключительность и