Что удивительного в благодати? - Филипп Янси

Часто я говорил: «Я тебя прощаю». Язык произносил эти слова, а в сердце оставались гнев и неприязнь. Я по–прежнему хотел видеть лишь свою правоту, хотел слышать извинения и просьбы о прощении. Я хотел, чтобы меня похвалили — похвалили за то, как я умею прощать!

Однако Божье прощение не обставлено никакими условиями. Оно исходит из сердца, которое ничего не требует для себя, из сердца, совершенно свободного от эгоизма. Это божественное прощение должно пропитать каждый день нашей жизни. Оно призывает меня отмести все доводы, будто прощение неразумно, непрактично и даже вредно. Оно требует отказаться от собственной потребности в благодарности и хвале. И наконец, от меня ждут, чтобы я перестал нянчиться с нанесенной мне раной — а ведь эта рана болит и напоминает о причиненном зле. Моя рана по–прежнему управляет моим поведением, обставляет прощение своими условиями.

Однажды в главе 12 Послания к Римлянам в числе прочих советов апостола я нашел такой: «Не мстите за себя, возлюбленные, но дайте место гневу Божию. Ибо написано: «Мне отмщение, Я воздам, говорит Господь»» (стих 19). Я понял: в конечном итоге прощение — акт веры. Прощая ближнего, я выражаю доверие к Богу, к Его высшей справедливости. Прощая, я отказываюсь от своих прав и предоставляю все Божьему суду. Я передаю в Его руки весы, на чашах которых покоятся справедливость и милосердие.

Когда Иосиф сумел, наконец, простить братьев, боль от давней раны не исчезла. Но бремя — быть судьей своим ближним — свалилось с его плеч. Когда я прощаю, причиненное мне зло не исчезает. Зато оно отпускает меня. Мое бремя берет на Себя Бог, знающий, как им распорядиться. Конечно, принять такое решение трудно, рискованно: а вдруг Бог обойдется с обидчиком слишком мягко (например, пророк Иона обиделся на Бога, проявившего излишнее, на его взгляд, милосердие к жителям Ниневии).

Прощение всегда давалось мне нелегко, и, простив, я редко чувствую полное удовлетворение. Обиды продолжют глодать мое сердце, старые раны все еще болят. Приходится вновь и вновь взывать к Богу, отдавая в Его руки остатки той горечи, от которой, как мне казалось, я давно уже избавился. Я поступаю так, потому что Евангелия не оставляют сомнений в прямой связи между Божьим прощением и прощением «наших должников». Бог прощает мне мои долги, как и я прощаю моим должникам. Верно также обратное: лишь в лучах Божьей благодати я найду силы, чтобы излить благодать на других.

Примирение между людьми — следствие их примирения с Богом.

8. Зачем прощать?

Из засушливых сердец

Выжмет влагу слез Творец.

Даже в горестной темнице

Волен узник помолиться.

У. Оден

Как раз в те дни, когда я участвовал в оживленнейшей дискуссии о прощении, в тюрьме умер Джеффри Дамер — убийца–маньяк, изнасиловавший и убивший семнадцать юношей. Этот каннибал ел мясо своих жертв, храня части их тел в холодильнике. Арест изверга сотряс полицейское управление города Милуоки: стало известно, что полисмены пренебрегли призывом о помощи, когда подросток–вьетнамец, голый, окровавленный, пытался бежать из квартиры Дамера. Этот мальчик также пал жертвой злодея. Его труп, в числе одиннадцати других, был найден в квартире убийцы.

В ноябре 1994 года погиб и сам Дамер, забитый насмерть шваброй. Его убил сокамерник. В тот день телерепортеры брали интервью у родственников несчастных мальчиков: почти все сожалели о смерти Дамера лишь потому, что смерть далась ему чересчур легко. Они бы предпочли, чтобы приговоренный преступник томился дольше, и у него было время поразмыслить обо всех совершенных им злодеяниях.

По телевидению показали интервью с Дамером, записанное за несколько недель до его смерти. Корреспондент спросил, как он мог совершать подобные злодеяния. В ту пору он еще не верил в Бога, ответил Дамер, и никому не давал отчета. Начал с небольших правонарушений, немного садизма, и постепенно заходил все дальше и дальше. У него не было тормозов.

Потом Дамер заявил, что уверовал в Бога. Его окрестили в тюремном фонтане и теперь он, не отрываясь, читает религиозные брошюры, которые посылают ему из местной церкви. Камера переключается на тюремного священника. Тот подтверждает, что Дамер действительно покаялся и стал одним из наиболее ревностных его прихожан.

Наша маленькая группка раскололась: те, кто видел только новости о смерти Дамера, воспринимали его как чудовище и отмахивались от упоминаний о покаянии в тюрьме. Измученные лица осиротевших родственников глубоко запечатлелись в их сердцах. Кто–то сказал совершенно искренне: «Подобным преступлениям нет прощения. Он просто прикидывается».

Однако те, кто видел последнее интервью с Дамером, не были столь уверены. Да, его злодеяния немыслимы, но этот человек казался таким смиренным, сокрушенным. Наш разговор уперся в вопрос: «Существуют ли преступления, которым нет прощения?»

И, надо сказать, ни та, ни другая сторона не нашла удовлетворительного ответа.

* * *

Несправедливость прощения — вот с чем сталкивается всякий человек, который соглашается заключить мир, едва услышав «Извините меня». Если меня обидели, найдутся тысячи доводов против прощения. Нужно его проучить. Нельзя поощрять безответственность. Пусть поварится в собственном соку — ей это только на пользу. Пусть усвоит, каковы последствия подобных поступков. Пострадал–то я — так что первый шаг не за мной. Как его простить, когда он даже не раскаивается?! Я выстраиваю аргументы в ряд, пока какой–то из них не поколеблет мою решимость. И когда я наконец смягчусь и соглашусь простить, мое прощение больше походит на капитуляцию, на скачок от жесткой логики к слюнявой сентиментальности.

Почему я все–таки совершаю этот скачок? Я уже упоминал причину, побуждающую меня к прощению: я обязан прощать как христианин, как дитя Отца, который меня прощает. Однако кто сказал, что монополия на прощение принадлежит христианам? Так почему же человек, христианин или неверующий, соглашается на столь неестественный поступок? Я смог выделить по крайней мере три прагматических ответа. И чем дольше я обдумывал эти причины прощения, тем более осознавал их логику — жесткую и фундаментальную.

Во–первых, только прощение разрывает порочный круг вины и боли, разрывает оковы безблагодатности. В Новом Завете акт прощения чаще всего именуется греческим словом, которое означает буквально «освободить, вырваться, отпустить себя».

Признаю: прощение несправедливо. Индуистская доктрина кармы предлагает нам гораздо более жизненное учение о справедливости. Индуистские ученые с математической точностью рассчитали, сколько времени понадобится для полного осуществления справедливости: дабы наказание уравновесило все мои прегрешения в этой жизни и в будущих, необходимо 6 800 ООО перевоплощений.

Брак —