Неотразимый (ЛП) - Лили Валентэ

Если честно, он редко ошибается. Когда это происходит, то поступает как взрослый человек и берет всю ответственность на себя, но это неважно. Баш до сих пор напоминает мне другого красивого, высокомерного, обаятельного мужчину, который считал — он знает, что для меня лучше.

Я называла Уэсли «деревенщиной» на манер героя «Принцессы-невесты», а он звал меня «лютиком» и шептал каждый раз «как пожелаешь» на любую мою просьбу, о чем бы я не попросила — от пульта дистанционного управления до очередной кошки, завоевывая его сердце на следующие пятьдесят или шестьдесят лет.

Но на самом деле все было не так, как я хотела.

Всегда исполнялись желания Уэсли, даже когда он уходил.

Больше никогда ни один мужчина — друг или любовник — не станет решать, что для меня лучше. Знаю, что на самом деле непонимание — это несчастье. И даже людям с самыми лучшими намерениями не всегда можно доверять.

Профиль в «GQ» мог бы стать огромным преимуществом в деле Джейка, и мне стоит заставить Баша посмотреть на вещи моими глазами. Или втянуть его в такой спор, то он дважды подумает в следующий раз, прежде чем попросить меня снова стать «Чудесной неприятностью».

Я так увлечена придумыванием аргументов и застегиванием четырех тысяч пуговиц на своем новом пальто — за ночь заметно похолодало, и аромат зимы витал в воздухе — что не заметила притаившуюся за углом женщину, пока не налетела на нее.

— О, бог мой, простите, — говорю я, отстраняясь как раз вовремя, чтобы не наступить на ее дорогие туфли.

Я не одеваюсь, как шлюха, следуя примеру многих моих друзей, но узнаю на ней обувь от Кристиана Лабутена.

— Не могу, — хрипло произносит она, напоминая мою учительницу хора, которая от напряжения порвала голосовые связки. — Хоть ты и кажешься довольно милой.

Я тщательно изучаю ее лицо, ощущая острое покалывание от незримого осознания, что здесь что-то не так.

Совсем-совсем не так…

И прежде чем я сопоставляю приятные черты лица, оливковую кожу и медово-шоколадные глаза с фотографиями, увиденными ранее, по телу проходит легкое покалывание, предупреждая об опасности.

Кто-то все же смог признать меня по тем размытым фотографиям. И этот кто-то — Кери Уорнер.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

Шэйн

Кери выглядела более хрупкой, чем на фото. Не выше пяти футов и двух дюймов и весила порядка пятидесяти четырех килограмм. Когда она приблизилась, мне пришлось прижать подбородок к груди, чтобы смотреть ей в глаза. А ее талия… Уверена, она меньше, чем моя икроножная мышца.

Впервые за долгое время я чувствую себя… Крупной.

Я достигла периода, когда больше не тревожусь из-за размера. Хорошо питаюсь, выполняю ежедневные тренировки и чувствую себя вполне хорошо, но никогда не стану сидеть на диете. В компании, где я заказывала купальники, говорили, что у меня пышные формы, но среди клиенток были и те, кто получили бы медаль на Олимпийских играх за голодание. Лично мне не нравилось голодать. Я была здорова, абсолютно счастлива и не тратила время на попытки похудеть, чтобы влезть в одежду.

Кроме того, я знаю, что на самом деле постеры, мотивирующие людей на похудение, лгут. Миндаль, свежий хлеб, бекон и обжаренная брюссельская капуста, стейк, пончики, все виды сыра, сладкое, алкоголь и то, что украшено кусочками ананаса, намного вкуснее того, что едят худышки.

И все же что-то в хрупкой фигурке красавицы Кери заставляло меня чувствовать себя настоящим животным по отношению к ней.

Возможно, злобный голосок в голове нашептывал мне, что если огонь в Джейке разожгла такая женщина, то я точно не в его вкусе. Хотя этот голос не имел права так думать о клиенте.

А может это другой голос, который предупреждал о том, что это может быть ужасно, если я не подготовлюсь к тому, чтобы обезопасить себя от безумной пикси, решившей вцепиться мне в горло. Я дралась раз или два. Но с тех пор, когда выросла из панталон, которые носила под униформой католической школы, больше никогда не дралась, особенно с теми, кто был в два раза меньше меня.

Я защищаю нападающего от женщины, голову которой могу раздавить под своей подмышкой.

У меня возникает ужасное желание повалить Кери на землю и сидеть на ней до тех пор, пока не прибудет полиция, но как только она направила на меня свой острый палец, мышцы напряглись, а нервы натянулись до предела.

— Я читала о твоей благотворительной деятельности, — продолжила она своим грубым, кошачьим голоском. — Ты помогаешь больным людям и детям. Уверена, ты поступаешь правильно, но тебе стоит покончить с Джейком прямо сейчас. Пока не стало слишком поздно.

— Слишком поздно для чего? — мой пульс подскочил, когда я представила, что это моя первая смертельная угроза.

— Пока твое сердце не разбилось.

Я расслабилась, пульс стал ровнее. Я почувствовала себя глупо, предположив, что эта женщина собирается атаковать меня, когда услышала ее шепот.

— Или что-то еще сломается. Ты видела, что сделал со мной Джейк? — она стянула шелковый шарф с шеи и груди, обнажив желто-зеленые следы на шее. Синяки исчезают, но они все еще уродливы и кажутся болезненными. И, по-видимому, они оставлены Джейком, но что-то в них не так.

Прежде чем я успеваю понять, что не так, Кери вновь надевает шарф.

— Иногда он проявляет жестокость. Я могу с этим справиться, но для тебя подобное не приемлемо.

— Ты ничего обо мне не знаешь, — спокойно говорю я, — а мне вот известно, что ты напала на Джейка с ножом, и зашивать рану пришлось мне. Думаю, ему следовало бы обратиться в полицию. Надеюсь, так он и поступит.

Она безмятежно улыбается, а когда снова начинает говорить, голос такой же спокойный, как и у других безумцев, уверенных в своей правоте.

— Джейк не позвонит в полицию. Он любит меня и сделает все, чтобы защитить нас и наше совместное будущее.

— Ты его ранила, Кери, — тихо говорю я. — Он этого не забудет. Ты могла бы серьезно навредить ему, даже убить. Я понимаю, что можно злиться на парня — на любого, у кого есть член — но это не повод, чтобы набрасываться на него с ножом. Особенное если ты его любишь.

— Я не стараюсь убедить себя в том, что люблю его, — сказала она с лихорадочным блеском в глазах. — Я действительно люблю его больше всего на свете, больше, чем кто-то богатый и привилегированный может себе представить. — Она склонила голову, голос перешел на шепот. — Я знаю, как чувствуют