Красно Солнышко - Виктория Гетто

Храбр, если честно, другу-побратиму позавидовал. Тот уже с женщиной побыл, а он, по глупости своей, тогда отказался. У франков. Дружба их даже одно время трещину дала. Незаметную для других. Только вовремя спохватился юноша. Одумался. Понял, что это навий отец Чернобог ему соблазн послал. Повинился перед товарищем. Тот понял. Простил. Не затаил обиды.

Тут донесли дозорные, что один из чужаков возле городка ходит. Но – мирно. Не пакостит. Ловушки на зверя не рушит. Гадостей-засад не устраивает. Мельком видели – ростом мал. Не мужчина. Не воин. Князья, поразмыслив, снова послали Слава на поиски. Волчок к нему больше прикипел. Словно отца родного слушался. А вот Лада, волчица, больше Храбра любила…

Вышла пара с утра, пока ещё роса не легла на землю, чтобы следов не оставлять. Устроились в засаде, на тропе. Волчок показал, где чужак ходит к городку. Слав терпения набрался, стал ждать. Через какое-то время зверь уши насторожил, потом носом в бок ткнул – идёт противник. И не сказать что особо таится. Слав нож вытащил, приготовился. И верно, вышла фигура в шкурах. Только… Смотрит парень – неладно что-то с этим оленеводом. Одежда вся из вытертого, в проплешинах меха. Ни вышивок, ни бисера. Словно с чужого плеча. Кое-где дыры видны. Да и походка странная. Непонятно как-то двигается. Ну… не совсем по-людски. Голова под капюшоном неподвижна. Спина сгорблена. А шаг – широкий, размашистый… Напрягся воин. Приготовился к прыжку. Волк тоже шерсть на загривке вздыбил, клыки обнажил. Но – молча. Жаль, не рассмотреть, кто это гостем незваным пожаловал… Потом разберёмся…

Вот враг поравнялся с кустами, где лежал, укрывшись, воин. Слав бесшумно поднялся, прыгнул… То ли шестым чувством тот уловил нападение, то ли тому его боги помогли – увернулся от захвата и смертельного удара лезвием по горлу. Покатился по небольшому склону, затих внизу. Попытался было вскочить, да волк уже тут как тут, замер над оленеводом, клыки ощерил, лапу на грудь поставил, прижал к земле, зарычал жутко. Страшно. Слав вскочил, бросился к подошве горки. Коленом в грудь ударил, ножом уже замахнулся, чтобы прикончить, да закричал чужак тоненько, жалобно, рукой прикрылся… И откатился молодой славянин в сторону, смотрит ошеломлённо на плачущую девушку. Узнал он её. Ту самую. Первую в своей жизни женщину… А она смотрит на него, слёзы градом из карих блестящих от голода глаз катятся. Щёки впалые. Худые. Ладошку свою кусает.

Поднялся Слав, отозвал Волчка. Шагнул к ней осторожно, а дева вдруг в ноги ему кинулась. Обняла, лопочет что-то непонятное и слезами заливается. Потом поднялась с опаской с колен. Взяла его большую ладонь, прижала к животу… Охнул парень. Брюхатая девчонка-то! Ощутил выпуклость… Не поверил даже поначалу. Опустился, в свою очередь, перед ней на колени, раздвинул шкуры грязные, прижался ухом к туго натянутой коже и отшатнулся. Маленькое сердечко бьётся у неё внутри… Девчонка поначалу было отшатнулась, когда он шкуры раздёрнул, потом сообразила, что парень делать собирается. Замерла смирнёхонько. А как Слав на ноги вновь поднялся, одежду торопливо поправила. Смотрит на него жалобно. Росточком ему едва до груди. Чуть приобнял он её за плечо худенькое, к себе прижал ласково. Повёл к ручью, бьющему неподалёку. По дороге котомку свою подобрал. Как к воде вышли, усадил на бережку, развязал мешок, вытащил из него краюху хлеба да кусок мяса жареного. На тряпицу чистую выложил, девушку за руку взял, положил её ладонь на еду. Отпустил, показал знаками: ешь, мол, вижу, что оголодала. Волк рядом сидит. Умными глазами смотрит на обоих. Но ушами шевелит – слушает вокруг.

Девчонка накинулась на мясо, словно умирающий на живую воду. Смолотила в мгновение ока. А хлеб не тронула. Не знает, что это такое. Слав пытался объяснить, да без толку. Не понимают друг друга. Пока не отломил кусочек да не прожевал. Тогда с опаской и хлебушек съела. Вздохнул парень, поднялся. Ну что с ней теперь делать ему? Прогнать? Зимой помрёт. Если за лето благодатное так отощала, то что с ней после станет, когда холода нагрянут? А она смотрит на него так… И жалостливо, и с надеждой… Бросить её? Или что? Или… Личико округлое. Носик маленький, ровный. Не такой, как у прочих оленеводов, плоский и широкий. Глаза, как прежде заметил, карие. Необычно узкого разреза, но большие. Волосы чёрные, что вороново крыло. Длинные, до пояса…

Когда юноша с ней бок о бок, держась за руки, на поляну перед городком вышел, часовые было за луки схватились. Потом разглядели, что рядом с парочкой Волчок спокойно бежит, опустили оружие. Двое подошли, стали у ворот. Парень поднял голову, крикнул:

– Хочу с князем переговорить, прежде чем решение принять.

Воины, что в дозоре стояли, одобрили. Правильно Слав делает. Коли парень чужачку привёл, то должен прежде, чем в городок войдёт, разрешения испросить да пояснить, что к чему. Послали за Брячиславом. Тот вместе с братом явился. Глянул старший князь на стоящих перед воротами, прищурился, выкрикнул:

– Ну, поведай нам, отрок. Что у тебя за дело такое?

Юноша голову опустил, потом выпрямился, снизу вверх на ограду глянул:

– Она – подарок твой, княже…

Брячислав всмотрелся – не узнал. Да и стоит ли запоминать всех, кто на твоём пути встречается? Тем более какую-то… Но виду не подал, чтобы ненароком брата-дружинника не обидеть, спросил в ответ:

– И что?

Рухнул Слав на колени:

– Прости, княже, на сносях девица. И не по совести мне мать своего дитяти на произвол судьбы бросить. Не по-нашему это. Дозволь мне с ней остаться. Признаю я ребёнка её своим…

Произнёс роковые слова, и замерли все, ожидая, что решит князь-воевода.

Нахмурился Брячислав. Пожевал ус вислый. На брата взглянул, на воинов, ждущих его слов.

– А ежели она ночью ворота городка своим откроет? Или потравит всех?

Слав выпрямился, твёрдо ответил:

– Не сделает дева того, княже. Головой ручаюсь.

Помолчал Брячислав, потом рукой махнул:

– Будь по-твоему. Коли согласен её в жёны по правде родовой взять, живите в граде.

Юноша просиял, заулыбался, а Гостомысл добавил:

– Можете в клети возле лодий обустроиться. Только отмой её сначала.

Носом повёл, и Слав восхитился – нюхом младший князь не уступал зверю лесному. Избранница юноши, мягко говоря, попахивала. Жиром прогорклым, старым. Шкурами сырыми, из которых её одежда была на скорую руку корешками лесными смётана. Ведь славяне, когда род её извели, всё имущество пожгли. И рухлядь, и оружие. В кучу сложили, шатры сверху свалили да запалили. Ничего не оставили.

Шагнул внутрь городка юноша. Впрочем, уже не юноша. Муж. Рядом с ним жена идёт водимая. Жмётся к своему защитнику, ёжится под внимательными взглядами. Сразу видно, боится. Вцепилась ручонками в руку супруга, словно о защите молит. Дрогнули суровые сердца. Пожалели. Пришли молодые к клети, что Гостомысл под жильё указал. Не со всеми же в общей избе воинской жить женатым? Слав девицу усадил на крылечко, сам внутрь вошёл. Почесал затылок – работы много. Сколько здесь добра всякого! За дело принялся. Тюки, мешки по другим местам разложить, распихать. Канаты заново повесить на вешала. Да мусор выгрести. Девица увидала, что тот делает, с места сорвалась, внутрь сунулась, осмотрелась. Выскочила наружу. Едва Слав после очередной ноши подошёл к будущему дому – подскочила к парню, уцепилась за нож на его поясе. Тот понял, дал. Девица кусок длинный от шкуры, в которую одета была, отхватила да внутрь клети опять нырнула. Парень за ней, а та уже метёт пол дощатый, мусор выгребает, паутину из углов вычищает. Ага, понятно.