Париж в кармане - Лариса Соболева

– Лазарь, – Лина взяла его лицо в ладони, заглянула в глаза, – о чем ты задумался?

– О нас. Я уже скучаю.

– Я же уезжала…

– Да, и всегда было… плохо без тебя.

– Милый, это временно. Потерпи. Скоро все закончится, мы уедем вдвоем, когда я заберу свои деньги у Ставрова. Вот увидишь, мы станем абсолютно свободными, потому что никому не будет дела до нас.

Слова… их много, но их не хватает, словами невозможно выразить боль, тоску, чувство утраты. Среди тысяч слов нет нужных для прощания, хотя тома словарей составили люди… люди, которых он ненавидел.

Возник следующий вопрос: как проверить, она это или не она? Марк перерыл кабинет, искал, правда, сам не знал, что, просто перебирал все имеющиеся документы. Разумеется, поиски были тщетными. Затем, хорошенько поразмыслив, принялся искать уже конкретные документы, но и их не нашел. Спросил у Симы, где еще могут храниться бумаги отца.

– Да все здесь, – ответила она. – А что ты ищешь?

– Свидетельство о браке отца. О втором браке.

– Да, было, помню, было. Ищи. Мне оно ни к чему.

– Выкинуть ты не могла?

– Зачем? Бумаги есть не просят.

Да, Сима бережливая, ничего не выбрасывала. Даже если просил выбросить что-нибудь, она складывала у себя в комнате, а потом, случалось, доставала при необходимости. И ворчала: «Вам бы все выкинуть».

Марк перерыл кабинет вторично. Пусто. Но теперь решение, куда податься и что делать, пришло быстро. Ставров мигом переоделся, Леха выкатил машину из гаража.

– В банк, Леха, гони! – плюхнулся на сиденье Ставров.

Заведующая банком встретила с любезностью, с какой встречают толстосумов, к тому же Ставров – ценный клиент, а после передряги возникла угроза его потерять.

– Мне нужны ксерокопии со вчерашних документов, – потребовал Марк.

– Минуточку.

Вскоре он уже держал листы в руках, раздумывая, чем это поможет. Вот она – фамилия, которой раньше не знал, но возникли подозрения, что женщина, носящая ее, связана с семьей Марка. Почему так подумал? Дело в том, что столкнуть Алису с лестницы, равно как и «приветы» посылать, и по карману ударить, мог человек, имеющий большой зуб на Марка. Проворачивая вехи своей жизни, пришел к выводу, что все сходится на одной-единственной женщине. Однако совсем непонятно, откуда она взялась. Сумбурными мыслями поделился по дороге в милицию с Лехой, тот в недоумении сказал:

– Стоп, Марк, ты говорил, что знаешь обеих…

– Это одна женщина, если это она. Но другого варианта просто не может быть. И все-таки этого не может быть в любом случае! Не смотри на меня так, потом объясню. Сейчас мне надо сравнить фамилии. Это многое прояснит.

В милиции, в паспортном столе, не хотели поднимать архивы. Однако Ставров через начальство добился разрешения, но только на следующий день узнал от паспортистки:

– Да, Глазкова получила паспорт на вашу фамилию, то есть Ставрову. При обмене заявила, что ее паспорт с девичьей фамилией утерян, есть соответствующее заявление.

Когда вышли из милиции, Марк протянул Лехе бумагу.

– «Свидетельство о смерти»… – прочел тот. – Ничего не понимаю.

– Видишь ли, Глазкова, или Ставрова, погибла. В этом сомнений нет, ты держишь в руках свидетельство о ее смерти. Когда она вышла замуж за моего отца, взяла его фамилию. Паспорт обменяла два года спустя, но только потому, что потеряла документ на имя Глазковой. Потеряла, понял?

– Нет, – сказал Леха.

– Понимаешь, если бы ее паспорт не был утерян, я бы думал, что с того света есть путь назад. Серьезно, поначалу именно эта мысль и пришла в голову. Но паспорт был утерян! Видимо, мошенница, которая сейчас воспользовалась им, раньше хорошо знала жену моего отца, она и выкрала паспорт. Далее, выждала время, хапнула сумму, почему-то не всю… впрочем, действовала, чтобы не вызвать подозрений в банке, ведь все деньги забрать – это подставить себя под риск разоблачения. Из банка могли позвонить мне, чтобы уточнить, на самом ли деле я доверил распоряжение всеми средствами. Она действовала осторожно. И паспорт Глазковой пришелся кстати: все станут искать Глазкову, а она давным-давно в могиле. А подгадала как! Обычно мы к концу месяца завершаем платежи, как раз неделю назад бухгалтер это и сделала. Буквально на следующий день наша воровка принесла доверенность и заявила о сумме. Но мой бухгалтер человек педантичный, проверила документы и обнаружила затерявшуюся платежку. Она понесла ее в банк, а там… деньги сняли.

– Не спеши, а то я не успеваю просеивать. Давай по порядку. Женщина, снявшая деньги в банке, не Глазкова. Но паспорт предъявила Глазковой, на имя которой была выписана доверенность, так? А фотокарточка в паспорте? Она так похожа на Глазкову?

– Леха, – застонал Марк, – ты как маленький. Фотографию вклеить запросто. На этом специализируются группы мошенников. В конце концов, можно и пластическую операцию сделать. Ведь банковские служащие описали внешность настоящей Глазковой, значит, мошенница была очень похожа на нее. Я тогда сразу не въехал, но на следующий день все как-то вошло в логическую цепочку…

– Так ты девичью фамилию жены отца не знал?

– Не знал. Я приехал, когда они успели пожениться, у матери на нервной почве… в общем, она умерла. Ну, и представь себе мое отношение к отцу и его новой жене.

– Представить не трудно. А почему мошенница раньше не грабанула тебя? Зачем было выжидать несколько лет? (Марк пожал плечами и развел руками.) А как ты связываешь конверты с приветами и исчезновение Алисы? Если следовать логике, то воровка должна заниматься только грабежом. Зачем ей писать тебе письма, сталкивать с лестницы Алису, стрелять в тебя? Эти факты ты же не можешь опустить? Или есть еще одна женщина?

– Больше у меня нет версий, – прискорбно вздохнул Ставров. – Ведь с того света не возвращаются.

– Тоже логично, но… – согласился Леха. Действительно, вроде бы доводы Марка обоснованны, а осталось много вопросов без ответов.

…Этот разговор состоялся в конце августа, а сегодня октябрь. И сегодня вновь появился мотоциклист. Ставров, лежа на постели, повернулся к окну. Блеклое небо возвещало о начале нового дня. Надо поспать. И надо продумать, что можно и нужно рассказать Тимуру.

Осень – пора подведения итогов. Обычно осенью у него заканчивается годичный цикл, потом нудная пауза, когда ты на распутье, а ближе к весне начинается ренессанс, Володька наполняется соками, брызжущими на холст, спит по два-три часа и ни капли не устает. Но вот представилась возможность поменять привычный ритм, есть серьезная работа, то, к чему стремился, и ни фига не складывается. Хочется писать, хочется до такой степени, что сводит скулы, будто от жажды. Полмесяца живет по-королевски. Шесть предыдущих работ написал всего за месяц на едином дыхании. Писал без натурщиц, не простаивая часами на пленэре, а создавая фантастические и одновременно реальные пейзажи по памяти. Он, действительно, довольствовался куском хлеба и водой, да это было неважно, главное – удовлетворить страсть, превратить грубый холст в окно, через которое виден живой мир.