Дэмономания - Джон Краули

— Я спросил: хорошо?

— Да, — произнесла она.

Он повернул ее к себе и крепко, уверенно обнял.

— Ты принимаешь это, Роз? Ты хочешь этого?

Она не сразу ответила, но он видел, что она скажет; слово вызревало в ней помимо воли; она ждала лишь, когда оно станет неизбежным.

— Да, — сказала она, помолчав, очень тихо.

— Тебе это нужно, правда? — Он подождал; на этот раз никакого ответа — только воздух вокруг их тел ощутимо накалился. — Роз.

— Я не могу, ну пожалуйста.

— Можешь, Роз. Можешь. Хотя бы шепотом.

Ответа все не было. Она стала мягким дымом в его объятьях. Он приблизил ее ухо к своим губам:

— Скажи это, Роз.

— Да, — прошептала она.

— Что «да»?

— Да, мне это нужно.

Есть. Он намотал ее волосы на свою руку. Она уже дрожала от рыданий. Он прижал ее щекой к подушке и раздвинул ей ноги коленом. Больше никаких разговоров, никакого Мягкого Голоса, лишь безжалостный двигатель, хотя в душе его была нежность и хотел он только утешить ее мягко и с благодарностью и поцелуями осушить слезы. Но для этого еще не пришло время.

Трудясь, он услышал, а может, подслушал звучащий в каком-то уголке души голос, повествующий о том, что он делал с ней, в прошедшем времени, хотя и одновременно с его действиями, — даже о том, что сделать еще не успел или не отважился. Он встал подле нее на колени и прижался щекой к оставленным им горячим отметинам. Ему уже был знаком этот голос, сопровождавший их встречи. Она одарила его своими криками. Словно он действовал и одновременно, а иногда и забегая вперед, читал драматически напыщенный и немного фальшивый отчет, составленный много позже.

Однажды зимой она сбежала от Уэса, покинув тесную квартирку, которую они снимали в том городе, взяла с собой лишь пару чемоданов (и то если считать чемоданом круглую шляпную коробку) и триста долларов наличными; поймала такси — Уэс не разрешал ей в его отсутствие пользоваться машиной и забрал ключи, — доехала до вокзала и, с часто бьющимся сердцем, купила у равнодушного продавца билет до Нью-Йорка. Ей был двадцать один год.

Пирс, лежа в своем «неспальном» мешке у печи, мысленно последовал за ней на вокзал; серая грязь, меховая опушка промокших ботинок, пальцы, стиснувшие ручку чемодана так, что побелели костяшки. (Она спала в той же комнате на кровати; дом, а следовательно, право спать на койке принадлежали ей; она предлагала Пирсу спать вместе, но кровать была слишком узкая, и он не мог заснуть, тогда он устраивался в мешке, но спать, конечно, все равно не мог.) На поезде в Нью-Йорк, где у нее не было друзей, но куда она тем не менее ехала с тем же упорством, с каким уезжала из Трои, или Скенектади{36}, или где все это было-то, неблагоразумная, но гораздо более разумная, чем прежде, осознавшая нечто — себя, проснувшуюся в себе самой, — в том поезде она сидела рядом с джентльменом в темных очках и с мефистофельской бородкой, разговорилась с ним и, не в силах отказаться, приняла его предложение помочь устроиться в городе, куда они ехали и где у него в самом деле оказалось много друзей.

Там, переходя из компании в компанию, от одного нового знакомца к другому, она вполне могла сблизиться и познакомиться с Пирсом (в грезах не бывает случайностей или они — сплошная случайность), вступить в отношения, к которым он, со своей стороны, шел. Ведь он тогда, конечно, тоже жил в Нью-Йорке. Так что, возвращаясь в тот город, сохранившийся в глубине души, в то прошлое, которое он сам изготовил, Пирс сделал так, что они действительно сблизились, ибо теперь прошлое было открыто для поправок, точно так же как и будущее. Подобно тому, как автор романа по ходу дела вдруг обнаруживает ключевой элемент сюжета, который был ему необходим, хотя он и не знал об этом, и нужно лишь быстренько вернуться к уже написанным страницам, поменять имя, добавить маленькую деталь биографии — вот и все, — так и настоящее может преображать прошлое, теперь, когда приходит конец света.

Давным-давно и в глубине души. Как вам это понравится. Тот склад в районе, где снимали кино и производили порнографию; зима, запах сырых пальто, сброшенных актерами. Маски. Он надевает свою. Женщина, которую поставили с ним в пару, привет, уже нагая, в маске, и вот она извивается в его руках, изображая похотливую страсть, хотя он даже имени ее не успел узнать. И все актеры смотрели на Роз. Она играла главную роль, тоже скрытая под маской, так что позже, в Дальних горах, они друг друга не узнали.

И теперь Пирс был соединен с ней узами, которые умудрился сфабриковать, хотя и не подозревал у себя такой способности. Сфабриковать: создать и подделать. Когда приходит конец света, разница может исчезнуть.

Он вздрогнул и проснулся на жестком полу. Очаг рдел углями, все еще живыми под покровом пепла. Наступал день. Теперь он не сможет заснуть, но Пирс был благодарен и за то, что ему перепало. Благодарю тебя, Морфей, нещедрый бог. Он расстегнул чехол, в который упаковался, как мумия (какие еще мужчины им пользовались? от него чем-то пахло, но чем именно, Пирс так и не понял), и встал, почти одетый, но все еще не отошедший от сна.

Он на секунду задержался в дверях спальни, вглядываясь. Темная голова Роз утонула в подушке и в глубоком сне, что ей снится? Отсюда она выглядела совершенно довольной, умиротворенной. Сон, невинный сон. На столе возле кровати все так же лежали книги и письма, которые он обнаружил вчера, когда приехал сюда раньше ее и никого не застал: мифология Булфинча{37}, открытая на греках, детях Аполлона; Фаэтон. Ее неоконченное письмо к отцу, которое Пирс прочитал. По коже пробежал едва заметный озноб при воспоминании о том, как легко, оказывается, ее обмануть.

Хотя обманул ли он ее на самом деле или только вызвал в ней — или помог ей вызвать в себе самой — добровольный отказ от недоверия{38} (то же Пирс хотел проделать и с читателями своей книги, которые, как он полагал, столь же готовы уверовать), этого Пирс не знал.

Некоторое время он смотрел на нее, потом отвернулся, чтобы она не проснулась от пристального взгляда, затем, стараясь не шуметь, забрал ботинки и пальто, выскользнул через стеклянную дверь на веранду. Он прошел по подъездной аллее к своей машине, снял ее с тормозов и дал ей бесшумно скатиться по уклону на пустынную дорогу. Затем завел ее, развернулся и поехал прочь от долины Шедоу. Ехал он быстро и далеко, миновал городок Блэкбери-откос, выехал за границу округа, навсегда покинув свой дом у реки и стопку бумаги на письменном столе в кабинете. Дальние горы скрылись за спиной беглеца в слоях осеннего тумана, словно и не бывало. Добравшись до автострады, он повернул на север, а может, на юг, и продолжал мчаться на предельной скорости, которую мог выжать из своего «скакуна».

Нет, он не убежал, хотя черная точка в глубине его сердца предупредила, что лучше бы так и сделать; в последующие недели и месяцы он иногда жалел, что остался; нет, какое-то время Пирс смотрел, как она спит, затем — да, отвернулся и, стараясь не шуметь, забрал ботинки и пальто, выскользнул через стеклянную дверь на веранду, а там — постоял, впитывая юное утро и чувствуя в себе такую же холодную ясность. Слышен был лишь щебет соек и гаичек, те и другие заметили его присутствие и оповещали о нем мир.