Анук, mon amour… - Виктория Платова

– Да. Ирма Новак, если это имя о чем-то вам говорит.

Ни о чем. Это имя не говорит мне ни о чем. Один ноль впользу Бланшара. Хотя… Кой черт «один ноль», недомерок накидал мне в корзинумассу сухих мячей, счет становится угрожающим – и я не вижу никакой возможностиразмочить его.

Никакого просвета.

– Я не виделся с Мари-Кристин тем вечером. Больше мненечего добавить.

– Стоит ли упорствовать, мсье Кутарба? – в голосеБланшара появляются лживые нотки отца-исповедника. – Вас никто не обвиняетв убийстве.

– Я не виделся с Мари-Кристин тем вечером.

– Но если вы будете опровергать очевидное, то уследствия могут возникнуть подозрения…

– Я не виделся с Мари-Кристин тем вечером.

– Хорошо, оставим эту тему. Какой фильм вы смотрели?

– Не понял?

– Вы сказали, что перед тем, как заснуть, смотрелифильм. Какой?

– Это имеет значение?

– Нет, но… Просто интересно.

– Не помню. Сунул первую попавшуюся кассету… Не помню.Что-то совсем уж легкое… Да, определенно, это была комедия.

Вот черт, я впервые солгал Бланшару. Не утаил частьсомнительных фактов, не ушел от ответа – откровенно солгал. Первой попавшейсякассетой был «Диллинджер мертв». Первой – и последней, потому, что никакихдругих в наличии не имеется. «Диллинджер» – единственный фильм, который ясмотрю. Нет, не так.

«Диллинджер» – единственный фильм, который я вижу.

Время экспериментов с Диллинджером прошло, я убил на нихцелый год, я избороздил вдоль и поперек все парижские киношки. И не толькопарижские, корешков от билетов с лихвой хватило бы, чтобы заполнить рюкзакАнук. Я ходил и на дневные сеансы, и на вечерние, я ходил на дешевое порно и навысоколобые авторские ретроспективы, на американские блокбастеры, японскиемультяшки, скандинавскую документалистику и немецкий научпоп, – без толку,миссия невыполнима, я вижу только «Dillinger E'Morto». Я знаю этот идиотскийфильм наизусть, в нем, как обычно, ничего нового не происходит. В нем вообщемало что происходит, даже два ленивых выстрела сквозь подушку в финале иследующее за ними – такое же ленивое и необязательное – убийство смотрятсяблекло, ты бы не порадовался этому делу, Бланшар. Да что там, ты бы всех собакна него свесил… Последовательность кадров тоже не меняется, как не меняетсяфизиономия Мишеля Пикколи[6], сомнительного героя «Диллинджера».Если уж на то пошло, я предпочел бы пялиться на Одри Хепберн или Фанни Ардан,женские лица привлекают меня куда больше, но я обречен на лысоватого буржуа сповадками шеф-повара недорого ресторана. Последовательность, мать их, кадров неменяется; хронометраж незыблем и выверен раз и навсегда: на шестнадцатой минутев шкафу находится старый револьвер. Револьвер завернут в документальноподтвержденную смерть Джорджа Герберта Диллинджера (газета с фотографиями икороткий натурфильм на ту же тему прилагаются). На чистку адской машинки уходитеще тридцать пять минут экранного времени – с перерывами на приготовлениеужина, просмотр запиленной в хлам любительской кинободяги и снование покомнатам. Выкупанный в красной аэрозоли и раскрашенный белыми точками (надо жехоть чем-то занять себя до убийства!) револьверчик выглядит по-детскибезопасно, но только до семьдесят пятой минуты, когда из того же шкафаизвлекаются патроны, числом 11. В барабан перекочевывают шесть, но для убийствасквозь подушку хватит и двух…

О, ты бы не порадовался этому делу, Бланшар! Его восемьдесятпервой минуте, когда лысоватый буржуа наконец-то грохает свою нажравшуюсяснотворного жену. Привлекательную, безнадежно блондинистую цыпочку с тремярепликами в начале. Три реплики и случайно найденный револьвер – достаточныйповод, не правда ли? Что скажешь, Бланшар?..

Я ненавижу этот фильм, потому что не могу избавиться отнего.

Я точно знаю – я никогда от него не избавлюсь.

Смириться с этим трудно, почти так же трудно, как с ночнымикошмарами, которые исправно поставляет мне Анук. Но ночные кошмары разнообразныи – в какой-то мере – поэтичны; они полны тайных знаков, которые я забываю,стоит мне только открыть глаза.

Впрочем, коротышке-полицейскому совершенно необязательнознать об этом.

– …Я тоже люблю комедии.

– Надо же, какое совпадение, Бланшар…

– …но терпеть не могу, когда их ломают в жизни. Сдаетсямне, именно этим вы сейчас и занимаетесь, мсье Кутарба.

Никакой угрозы в голосе – напротив, тонкие губы недомеркаснова разъезжаются в дружелюбной улыбке.

– Тело мадам Сават было найдено следующим утром, в томсамом магазинчике, от которого вы с ней отъехали накануне…

– Я не виделся с мадам…

– Тело было найдено следующим утром. Рабочими, которыезанимались чистовой отделкой помещений. Вы видели его?

– Тело?

– Да.

– Меня пригласили для опознания.

– Вас нашли только к вечеру. До этого ни один ваштелефон не отвечал.

– Я рано уехал из дома. У меня были дела.

– Встреча с мадам в десять утра? Не так ли?Проклятье!..

– Я должен был подъехать к гостинице в десять…

– Но вас там не было. Во всяком случае, портье вас невидел. Никто не спрашивал мадам Сават тем утром.

– Да-да…

– Никто не звонил ей в номер.

– Разве я сказал, что звонил ей? Я хотел… Хотелпозвонить, предупредить, что не успеваю к десяти. Перенести встречу…

– Что же не позвонили?

– У меня села трубка. Аккумулятор разрядился.

– С утра пораньше? – Бланшар смотрит на меня ссочувствием.

– Забыл поставить телефон на зарядку. Такое случается.

– При вашем успешном бизнесе? Такие проколы исключены.Тем более у вас имеется автомобильный аккумулятор. Он всегда лежит в бардачке,не так ли?

Проклятье!..

– Откуда вы знаете про автомобильный аккумулятор?

– Знаю. Вы нервничаете, мсье Кутарба? Вы оченьвпечатлительный человек…

– Я не имею никакого отношения к смерти Мари-Кристин.

– В это все труднее поверить, уж простите. Так какие жесрочные дела заставили вас отложить встречу с патронессой?

– Вы обвиняете меня в убийстве?

Полицейская скотина снова принимается выстукивать пальцамипо столу.

– Я не обвиняю вас в убийстве. Я просто хочу получитьвразумительные ответы на простые вопросы. Это так сложно?