Дети Брагги - Арина Воронова

Внезапно под ударом чьей-то могучей ноги дверь едва не слетела с петель, и, занимая своей тушей дверной проем, на пороге возник гигант в драном плаще и кольчуге, ржавой от пятен засохшей крови. Из-под съехавшего набок шлема топорщилась рыжая борода, а сам ее обладатель, был, судя по всему, отчаянно пьян.

— Музыки! — невнятно взревел он. — И пива! Последнее прозвучало хоть тише, но гораздо яснее. К немалому своему облегчению Грим узнал голос Бьерна.

— Эй! — Грим даже привстал, чтобы его было лучше видно.

— Забери мою душу Хель! — удивился Бьерн и, прихватив по дороге со стойки кувшин дорогого южного вина и отмахнувшись от испуганного хозяина, захромал к столу Грима.

— Рад, что ты все ж сюда добрался. Ранен?

— А, не так уж все и скверно, — отмахнулся Бьерн. — Я продержался обе ночи. К счастью, франки порастеряли почти все свои стрелы, когда одна все-таки достала меня. Глам шумел, чтобы я остался на этом их захудалом дворе, мол, для охраны старейшин. Но пока меня держат ноги, я могу найти себе занятие и получше, чем валяться на соломе. Сам-то он довольно беспечно отнесся к тому, что едва-едва избежал смерти.

— Старик, что, тоже был на стенах?

— Нет, говорит, попал в засаду, когда добирался от этой бой-девки. Послушать его, ни дать ни взять валькирия.

— Он ничего не сказал, что там с кораблями?

— В первую ночь дружина Карри отбилась, это было еще при Гламе, а на вторую франки даже не дошли до них.

— Слава Одину, — пробормотал Грим и против воли добавил про себя: «И да храни меня Локки».

— Сюда! — загрохотал Бьерн куда-то в сторону хозяина харчевни. — Еще пива!

И повернувшись к Гриму, дан принялся пространно объяснять, что веселье здесь идет с самого утра. Один богатый торговец с юга, благодарный защитникам за спасение города и его товаров, угощает сегодня каждого забредшего в харчевню воина. Даже не спросив, что ему принесли, Бьерн залпом осушил свою кружку. Грим последовал его примеру в надежде обрести в ней забвение. Вскоре его голос уже присоединился к зычному пению Бьерна и остальных.

Голос рассудка занудно нашептывал, что следовало бы быть поосторожнее с хмельным, что, возможно, придется снова идти на стены, но пробивался он так смутно, будто сквозь какую-то вязкую кашу. Грим пил и пил, подгоняемый желанием пить еще, пока последняя капля усталости и торжества, ярости и горечи прошлых двух ночей не утонет в браге.

Женщина, наверное, пыталась предупредить Грима и раньше. Но ее слова, едва пробивавшиеся к нему сквозь пелену сна, ничего для него не значили. Теперь же он резко проснулся, пытаясь сообразить, что вырвало его из хмельных видений. Рыжая ирландка, рабыня хозяина харчевни, исчезла. Стряхивая с себя сон, Грим недоуменно оглянулся по сторонам и начал одеваться. За кожаными штанами последовали сапоги, спал он, оказывается, в кольчуге.

А потом вернулось то, что его разбудило: с улицы раздавались какие-то крики и хрип, а потом в отдалении послышались вопли агонии и боли. Грим метнулся к крохотному окну.

Рассвет еще только едва тронул небо над крышами серокаменных домов. Во все стороны по улицам бежали в панике люди, в спешке сбивая с ног раненых и стариков, — все они стремились на восток. Поспешно накинув перевязь с мечом, он, перескакивая через две ступеньки, бросился вниз по лестнице. Внизу харчевня была перевернута верх дном. Завидя его, хозяин в ужасе отпрянул.

— Это не я! Я его не убивал, клянусь!

— Кого?

Толстяк в ответ указал на перевернутые столы. Под обломками скамьи виднелся труп какого-то человека, на месте головы у него было кровавое месиво, а по грязной одежде Грим все равно не смог бы распознать, кто он. Сапог на трупе не было.

— Клянусь! Это не я… Ты… Ты из дружины конунга Карри Рану?

— Нет.

— Хвала Тору. Этот был из ее людей и слишком этим гордился, чтобы держать язык за зубами. Дружинники приканчивают всех с ее кораблей, кого найдут, они…

— Что ты несешь? Какие дружинники? Зачем рьявенкрикцам убивать тех, кто помогал им защищать город? Почему бегут все эти люди?

— Ты не знаешь? Франки! Они здесь!

— Что! Почему! — не поверил своим ушам Грим. — Когда это случилось?

— Говорят, всего за час до рассвета. Скальды, говорят, наколдовали. Женщина в мужской одежде…

Не мог же этот толстяк говорить о Карри, она ведь не скальд? Грим в ярости встряхнул хозяина харчевни, требуя подробностей:

— Кто наколдовал? Какая женщина?

— Она… Женщина шла по стенам. Ее многие видели. Как ее было не заметить, когда всю ее окружали огненные руны. Она это была, она, морской конунг. И плащ пурпурный, из похода на Миклагард. Кто как не она? И пока дружинники как зачарованные глядели ей вслед, она… Говорят, она исчезла прямо у них на глазах. Я это от многих слышал! Всякий раз одна и та же история! А пока она своими заклятиями удерживала их внимание, кто-то зарубил стражу на воротах и…

Решительно надвинув шлем, Грим шагнул к двери:

— Мне нужно на стены.

— Глупец! Я говорю тебе, франки — в самом городе! — лепетал толстяк. Говорят, они открыли ворота! Тор защити нас! — в беспомощном ужасе всплеснул руками хозяин харчевни. — Их невозможно было остановить, как воду, прорвавшуюся через промоину в плотине. Беги, пока есть время, к восточным воротам. Рьявенкрик пал! — с этими словами владелец харчевни выбежал на улицу и присоединился к спасающемуся стаду, оставив за собой все, чем владел.

У Грима от этих новостей голова пошла кругом. Если то, что наболтал здесь этот негодяй, правда… Нужно добраться до двора старейшин, вытащить Глама… И куда, хотелось бы знать, подевался после попойки Бьерн? Если асы были к нему благосклонны, дан, возможно, успел примкнуть к какому-нибудь из отрядов. И что сталось с Карри и ее кораблями?

Поворачивая за угол, он натолкнулся на конного франка, который преследовал семью какого-то торговца. Трясясь в повозке, горожане отчаянно стегали вислоухого пони, но было совершенно очевидно, что им не уйти от вооруженного преследователя. Грим скрылся в тень, пережидая, пока франк не окажется прямо против него. Потом внезапно издал резкий пронзительный свист, испуганный конь поднялся на дыбы, почти выбросив из седла седока. Грим нанес удар, прежде чем франк успел обрести равновесие, и без долгих раздумий добил оглушенного противника, с размаху ударив ногой по голове. Конь шарахнулся было в сторону, но Грим поймал его за узду, резко пригнул голову книзу и мгновение спустя уже был в седле.

Женщина в испуге оглянулась назад, но теперь уже помахала ему рукой в знак благодарности и выкрикнула:

— Да пребудет с тобой милость Тора!

— Слава Одину! — откликнулся Грим, разворачивая лошадь по направлению к площади Двора старейшин.

Снаружи двор, как и сама площадь перед ним, казались совершенно покинутыми, но когда Грим галопом ворвался в распахнутые ворота, ему едва удалось уклониться от летящего ему в голову камня. Бьерн по прозвищу Большой Кулак, Глам Хромая Секира и несколько городских ремесленников отчаянно рубились с захватчиками намного превосходящими их числом. Прокладывая себе путь конем, Грим обеими руками вырвал из-за спины секиру. Эти нападавшие были гораздо моложе тех, что бросались на стены.