Гражданская война - Георгий Лопатин

«Все-таки это не его идея, — подумал Климов. — Значит психопатом он точно не являлся… Да и странно было бы, будь оно иначе, все-таки офицер старой школы, а там как ни посмотри, откровенных моральных уродов не держали. Мог, конечно, до поры до времени сдерживать свои маниакальные живодерские наклонности, но сомнительно… шила в мешке не утаишь, на чем-нибудь да прокололся бы, и его непосредственный командир ни за что бы не отдал свою дочь ему в жены… Или с женой не сдержался бы и все выплыло наружу. Другое дело, что и беспредел не остановил».

— У меня для вас, Михаил Артемьевич, другое предложение.

— И какое же?!

— Простое как коровье мычание. Вы арестовываете все этих ваших зверей в человеческом обличье и объявив врагами народа за свои злодеяния против этого самого народа, расстреливаете, после чего, встав на колени, сами публично каетесь перед жителями Одессы, дескать большевики вас хотели дискредитировать в глазах людей, а вместе с вами и всех эсеров к коим вы себя причисляете, для того и дали вам этих так называемых «социально близких», чтобы они бесчинствовали. После чего с верными вам людьми присоединяетесь ко мне, далее кровью искупите свои прегрешения перед народом.

Муравьев, набычившись, уже открыл рот, чтобы сказать что-то резкое, но Климов подняв руку, его перебил, продолжив:

— Дайте договорить, Михаил Артемьевич, грязно обругать меня вы еще успеете. Если для вас судьба России действительно что-то значит, и вы не хотите ее дальнейшего развала, то вы поступите именно так, как я сказал, особенно после того, как изучите вот эти документы.

С этими словами Михаил Антонович протянул Муравьеву папку, что держал в левой руке.

— Это фотокопии. Оригиналы у меня в наличии. Французский надеюсь знаете?

— Владею… Что здесь?

— Личные дела на верхушку большевиков. Собраны французской разведкой… удалось прихватить пока «отдыхал» во Франции, когда там случилась своя революция. Посмотрите кто их реально финансировал и поймете кому они действительно служат и чьи цели продвигают, а потом спросите себя, что это за цели.

Муравьев начал просматривать фотокопии и брови его взлетали все выше и выше.

— Ну как, ознакомились?

— Если это правда… — с некоторой растерянностью начал Муравьев.

— Правда Михаил Артемьевич, увы, но это правда. Так что сами понимаете, как только они полноценно возьмут власть в свои руки, то в первую очередь избавятся от конкурентов, что могут представлять для них опасность, в том числе физически, чтобы уже потом начать то, ради чего их все эти банкиры и разведки привели к власти. И как вы понимаете, что бы там они ни придумали, для нас это будет смерти подобно.

Муравьев молчал с хмурым видом, видимо что-то лихорадочно решая для себя.

Пауза несколько затянулась, после чего Муравьев медленно произнес:

— Я не смогу их всех арестовать… и тем более расстрелять…

— Тогда сделаем проще…

После того, как Климов выложил свой план, на лицо Муравьева наползла широкая улыбка, скорее даже зловещий оскал.

Глава 4

11

Благодаря тому, что из Одессы через Раздельную шла двухколейная железная дорога, то получилось устроить быстрый подвоз и выгрузку войск в непосредственной близости от города, в поселке Гниляково, что расположился в десяти километрах севернее от Одессы. Поезда разгружались, переходили на вторую колею и ехали обратно в Раздельную, где оборудовали аэродром под охраной двух полков и тяжелых танков «марк». А то вдруг кто налетит? Гайдамаки какие-нибудь.

С захватом самого Гнилякова батальоном «гвардейцев» проблем не возникло, при приближении «сил тяжких» оттуда дали деру какие-то оборванцы на двух грузовиках и конно, даже до стрельбы не дошло.

Пока шла доставка войск и выгрузка, над Одессой летали самолеты ведя разведку местности. Вскоре поступили первые данные.

— Линия обороны выстроена по периметру города вдоль железной дороги, проходя через вот эти два «внешних квартала», — докладывал Воздушный казак Вердена. — В кварталах обосновались красногвардейцы… точнее они засели в северном квартале, и еще какая-то шваль засела в южном. Бронепоезд стоит пока здесь, возле порта. Полевая артиллерия разделена на две части и расположена по обе стороны от «внешних» кварталов. Судя по развернутым знаменам, сербы решили вписаться за большевиков. Они расположились тремя группами в городской черте сразу за железной дорогой.

— Отлично.

Штабные, кто остался, с недоумением посмотрели на Климова. Двадцать тысяч сербов, что решили поучаствовать в обороне Одессы это совсем не отлично, читалось в их глазах.

— Думаю, мне нужно вам кое-что рассказать, дабы из-за недопонимания ситуации не возникло трагических эксцессов…

Мойше-Янкель Меер-Вольфович Винницкий больше известный всей Одессе и далеко за ее пределами за свои дерзкие налеты, как Мишка Япончик, с трудом подавлял нервную дрожь. Все его естество, звериное чутье требовало рвать когти, но увы, назвался груздем — полезай в кузов, вот он и полез. А как же, анархист, социально близкий вот и приходится соответствовать.

Именно что «приходится», он бы под шумок и сделал ноги, вместе с самыми близкими своими людьми, но командующий Муравьев прямо предупредил его, что если тот оставит позиции, то Япончика объявят врагом народа и поймав — расстреляют.

Но и это бы его не остановило, достаточно утечь в город, а там его уже не найдут, заляжет на дно спрятавшись в катакомбах, а потом либо в море, либо в степь, но проблема заключалась в том, что позади стоял заградотряд под командованием этой бешеной суки Евгении Бош.

Япончика, боявшегося крови и не признававшего «мокрых дел», аж передернуло, когда он вспоминал, что творила эта чахоточная стерва с безумными от от кокаина глазами, приехавшая из Киева вместе с Муравьевым и исполняющая обязанности народного секретаря внутренних дел. Уж на что он сам уголовник, но такие зверства никак не соотносящиеся с законностью в принципе не понимал. Так что да, стоит только попытаться уйти и их посекут из пулеметов, а те, кто выживет, позавидует мертвецам.

«Бабы — самые жестокие», — подумал он, вспомнив про еще одну революционерку «однопартийку» Марусю, успевшую прославиться на херсонщине и в запорожье.

Можно конечно попытаться пробиться силой, все-таки под его началом сейчас больше четырех тысяч человек. Под его командование отдали всю одесскую уголовщину, от карманников до мазуриков, плюс еще около двух тысяч придали красногвардейцам, что стояли в