Анатомия глупости - Марина Линдхолм

Она заботилась о себе как об очень-очень холодном предмете.

– А я тут мимо случайно проходила, дай, думаю, зайду, вдруг вам помощь нужна, или там мобильник уронили и не можете позвонить… А че не топите? Отключили за неуплату?

Королева медленно перевела взгляд на мальчика. Он был спокоен, величав и прекрасен.

– Да, весело тут у вас, хоть бы музычку включили…

Девочка продолжала приближаться.

– Стой там, – королева вытянула руку. Стало градусов на десять холоднее. Воздух зазвенел.

– Да ладно тебе, я же не крокодил какой. Поздороваюсь с другом и пойду дальше.

Девочка приближалась, ступая по острым ледяным кромкам.

Королева начала медленно подниматься со своего места, однако все еще была очень спокойна: девочка слишком глупа, чтобы догадаться, что именно она должна сделать, чтобы убить этого прекрасного совершенного мальчика. Убить для нее, королевы.

Он жив, пока холоден, и спокоен, и мертв, если вдруг запылает своими тридцатью семью по Цельсию.

Но девочка все же глупа.

Она и не представляет, что разжечь пожар в его теле и душе можно, только перелив в него собственное универсальное горючее – горячую девичью кровь.

А уж крови у нее в избытке. Щеки так и пылают, сердце так и стучит…

– Ты его погубишь! – безразличным голосом сказала королева. Она вложила всю свою страсть и силу в эти слова, но звучало это все равно как шелест снежинок по бумаге.

– Я? Это я его погублю? Я? – закричала девочка, – Да он почти мертв! То есть он уже умер! Посмотри на него! На что он стал похож! На восковую куклу! На стеклянного болвана! На дешевую игрушку!

Девочка захлебнулась криком, потеряла равновесие и упала. Ледяные лезвия под ее руками окрасились в красное.

Она поднялась на колени, потом встала и пошла вперед, держа в руке обломок льда. С обломка стекала тоненькая красная струйка.

Девочка все шла и шла, а королева смотрела на нее и ждала.

Красивый мальчик медленно повернул лицо к своей подруге. Девочка подошла к нему почти вплотную, неловко подняла руку с обломком, и тут несколько капель ее крови упали на его лицо.

Лед начал плавиться, превращаясь в нормальную человеческую кожу.

Все трое замерли.

Кровь впиталась в лед, испарилась, исчезла.

Льда оставалось очень много. А кожи было очень мало. Королева отвернулась и села.

Девочка поняла, в чем дело. Она начала резать ладони ледяным обломком и прикасаться к щекам, рукам, плечам мальчика.

Кровь топила лед, но живой кожи было все еще очень мало. Она торопилась, но дело шло медленно.

– Ты ничего не сможешь исправить. Его сердце для тебя закрыто, – прозвенела королева, – Ты слаба, и жертва твоя напрасна. Уходи и оставь его мне.

Девочка не отрывала рук от своего мальчика. Его лицо почти очистилось от льда, но все остальное было холодно и звенело от ее прикосновений.

– Ладно, – сказала девочка, – я тоже не на барахолке куплена и не пальцем делана.

Она полоснула осколком льда по запястью, кровь полилась обильно, глаза мальчика заморгали, он наклонился вперед, и его начало рвать. Он корчился и сгибался, а она стояла над ним, поддерживая одну руку другой.

– Говоришь, уходить? Так мы и уходим. Пошли?

Мальчик перестал качаться и кашлять, вытер рот рукой, посмотрел на девочку.

Девочка ослабела и побледнела, волосы были мокрыми, а лицо почти белым. Она зажимала левое запястье правой ладонью, но кровь все равно сочилась сквозь пальцы.

Мальчик начал рвать с нее шарф и никак не мог вытащить конец шарфа из-под капюшона. Наконец он дернул сильнее, она покачнулась и начала сплывать вниз, держась за него здоровой рукой. Он придерживал ее и пытался перетянуть ее раненую руку шарфом.

Она опустилась на лед и затихла. Мальчик перетягивал ее запястье шарфом, от его головы шел пар, а она лежала у его колен совершенно мокрая.

– Ты не спасешь ее. Лед забрал у нее все силы. Она умирает – сказала королева.

Мальчик заплакал и снова начал кашлять. Королева медленно подошла к нему и положила руку ему на голову.

– Пойдем. Здесь больше нечего делать.

Он продолжал плакать, Королева продолжала стоять над ним, девочка продолжала лежать на льду. Только лед был очень красный.

Все в нашей жизни должно быть сбалансировано.

Слишком много или слишком мало чего-либо заставляет об этом постоянно думать.

Слишком мало денег – проблема.

Слишком много людей в однокомнатной квартире – тоже проблема.

Слишком мало еды – плохо, слишком много еды – проблемы с кишечником.

Слишком мало общения – скучно, слишком много – стресс.

Короче говоря, в отношениях с самим собой и другими людьми должен быть некоторый баланс между «я» и «мы».

Чтобы понять, как этот баланс выглядит, можно рассмотреть его крайние стороны, и тогда будет понятно, где золотая середина.

Одной крайностью при нарушении такого равновесия между «я» и «мы» будет эгоизм, другой крайностью – принесение себя в жертву.

С эгоизмом все более или менее просто, это когда человек концентрирует свою жизнь вокруг самого себя и не желает или не способен замечать других людей.

Однажды в центре Стокгольма я видела такую сцену: порядком пьяная дама бомжеобразной наружности, стоя на верхней ступени лестницы между двумя тротуарами, кричала такого же вида кавалеру, который стоял внизу:

– Эгоист! Эгоист!

На всех языках мира это слово звучит одинаково, поэтому переводчик был не нужен. Даже эта пьяненькая женщина знала это слово.

Признаки эгоиста: он никогда не звонит вам сам, он никогда не дарит вам подарки в ответ на ваши подарки, он никогда не спросит, как ваши дела, никогда не предлагает помощь, никогда не поддерживает разговоры о ваших делах, но охотно говорит о своих, он не помнит ваш день рождения, как, впрочем, и всех других людей, не знает, как зовут его соседей, тем более соседских детей.

Иногда эгоисты могут иметь животных, если это не очень обременительно, но чаще – нет.

В речи эгоистов часто слышно слово «Я», и на любые ваши рассказы он ответит: «А вот я…» или: «А вот у меня…».

Эгоисты не приглашают к себе в гости, не смеются вашим шуткам, не восхищаются вашим новым платьем. Если вы говорите эгоисту, что любите его, он отвечает «окей» или «угу», но не говорит в ответ о своей любви.

Они берут чашку для себя, но не для вас, когда варят кофе. Они не предлагают сигарету, если собираются закурить. Они никогда не спрашивают вас, не голодны ли вы, не устали ли, не хотите ли отдохнуть.