Корни - Алекс Хейли

Вдыхая напоенный ароматами воздух, Кунта вспомнил, как они с младшим братом ловили крабов на берегах болонга, поджидая возвращения матери с рисовых полей.

У каждого дерева странников Оморо сворачивал на тропу, ведущую мимо ворот, но дети первого кафо всегда неслись им навстречу, чтобы рассказать о самом интересном в жизни деревни. Однажды дети выскочили с криками: «Мумбо-юмбо! Мумбо-юмбо!» – и, сочтя свой долг исполненным, убежали назад за ворота. Тропа проходила совсем рядом с деревней, и Оморо и Кунта увидели местных жителей, наблюдающих за наказанием женщины. Она лежала ничком, и другие женщины держали ее за руки и ноги, а мужчина в маске и костюме заносил кнут над ее спиной. Каждый удар кнута сопровождался визгом и криками.

Из разговоров с приятелями Кунта знал, что, когда сварливая жена доводит мужа до крайности, он идет в другую деревню и нанимает мумбо-юмбо, чтобы тот пришел и наказал строптивицу. Сначала мумбо-юмбо, спрятавшись в каком-то укромном месте, громко кричал для устрашения, а потом появлялся и наказывал женщину. После этого все женщины деревни на время притихали и начинали вести себя лучше.

У очередного дерева странников дети не появились. Оморо и Кунта вообще никого не увидели. Из деревни не доносилось ни звука – только пение птиц и крики обезьян. Кунта подумал, что здесь тоже побывали работорговцы. Он тщетно ждал объяснений Оморо, но это сделали болтливые дети из соседней деревни. Указывая на тропу, они сказали, что вождь деревни поступал плохо и это не нравилось людям. Как-то ночью, когда он спал, они собрали все свои вещи и ушли в дома друзей и родных в других деревнях. В опустевшей деревне остался один лишь вождь, сказали дети. Он обещал исправиться, если жители все же вернутся.

Было уже поздно, и Оморо решил заночевать в этой деревне. Жители собрались под баобабом, чтобы послушать новости и поболтать. Многие были уверены, что их новые соседи вернутся домой через несколько дней, проучив своего вождя. Кунта набивал живот тушеными земляными орехами и рисом, а Оморо пошел к местному джалибе и договорился, чтобы тот послал сигнал его братьям. Пусть они ждут его к закату, он придет со своим первенцем. Кунта сквозь дремоту услышал, как барабаны разносят его имя по всей земле. Он столько мечтал об этом – и вот оно свершилось. Он услышал свое имя. Ворочаясь на бамбуковой лежанке в хижине, Кунта представлял, как другие джалибы берутся за свои барабаны и передают его имя во все деревни по пути к деревне Джаннеха и Салума.

После сигнала тамтамов у каждого дерева странников их встречали не только маленькие дети, но и старейшины и музыканты. Оморо не мог отказать старейшинам, поэтому им приходилось заглядывать в каждую деревню хотя бы ненадолго. Отец с сыном отдыхали в хижинах гостеприимства, а потом садились в тени баобабов и хлопковых деревьев разделить с жителями деревень пищу и воду. Взрослые хотели услышать ответы на свои вопросы, а дети первого, второго и даже третьего кафо толпились вокруг Кунты.

Малыши смотрели на него с молчаливым почтением, ровесники и старшие – с нескрываемой завистью. Они расспрашивали его о родной деревне и о том, куда они идут. Кунта отвечал спокойно и с достоинством – он надеялся, что его слова звучат так же веско, как и слова отца. Когда приходило время прощаться, жители деревни оставались в уверенности, что видели подростка, большую часть жизни проведшего в странствиях по Гамбии вместе с отцом.

Они так загостились в последней деревне, что им пришлось идти гораздо быстрее, чтобы добраться до места назначения к закату, как пообещал братьям Оморо. Кунта обливался потом, ноги его болели, но удерживать сверток на голове стало легче. Каждый сигнал тамтамов словно вливал в Кунту новые силы – ведь о нем сообщали, как о сказителях, джабах, старейшинах и других известных людях. О нем теперь знали в далеких деревнях – в Карантабе, Кутакунде, Пизании и Джонкаконде. Раньше Кунта и названий таких не слышал. Барабаны говорили, что на торжество прибудет сказитель из царства Вули и даже сын самого царя Барры. Растрескавшиеся ступни Кунты быстро шагали по горячей пыльной тропе, а он удивлялся тому, насколько знамениты и популярны его дядья. Вскоре он уже почти бежал – не только чтобы догнать стремительно удалявшегося Оморо, но и потому, что последние несколько часов уже казались ему целой вечностью.

Наконец, когда запад окрасился багрянцем, Кунта увидел дым над ближайшей деревней. Дым поднимался широким кольцом, и Кунта понял, что жгли сухой баобаб, чтобы отпугнуть москитов. Это означало, что в деревне ожидают важных гостей. У Кунты захватило дух. Они дошли! Вскоре раздался гром большого церемониального барабана-тобало. Как Кунта понял, в барабан били, когда в воротах появлялся очередной гость. Слышались звуки тамтамов и громкие крики танцоров. Они свернули за поворот и увидели деревню под облаком дыма, а в кустах рядом с тропой – мужчину, смотревшего вдаль. Заметив Оморо и Кунту, он изо всех сил замахал руками, словно ждал именно их – мужчину с мальчиком. Оморо помахал ему в ответ, мужчина уселся за барабан и послал сигнал: «Оморо Кинте с первенцем…»

Ноги Кунты почти не касались земли. Вскоре показалось дерево странников, все увешанное ленточками. Тропа расширилась – по ней за сегодняшний день прошло много людей: новая деревня уже была популярным и оживленным местом. Звуки тамтамов становились все громче и громче. И вот появились танцоры в костюмах из листьев и коры. Они кричали, подпрыгивали, извивались и топали. Танцоры возглавляли процессию, а за ними спешили все остальные. Все хотели встретить почетных гостей деревни. Две фигуры выступили вперед, и сразу же раздались гулкие удары тобало. Кунта увидел, как сверток отца падает на землю, а сам он бросается навстречу братьям. Мальчик сам не понял, как уронил свой сверток и тоже бросился бежать.

Отец обнимал братьев, хлопал их по плечам и спине.

– А это наш племянник? – воскликнули оба мужчины.

Кунту подняли в воздух и крепко обняли с криками радости. Их повели в деревню. Огромная толпа выкрикивала приветствия и хохотала от радости, но Кунта видел и слышал только своих дядьев. Они были похожи на Оморо, но чуть ниже отца, плотнее и мускулистее. Дядя Джаннех щурился, словно что-то высматривал вдали. И Джаннех, и Салум двигались со стремительностью и грацией животных. Говорили они гораздо быстрее, чем отец. И они засыпали его вопросами о Джуффуре и Бинте.

Наконец Салум опустил кулак на голову Кунты:

– Мы не виделись с тех пор, как он получил имя. А теперь посмотрите-ка на него! Сколько дождей тебе, Кунта?

– Восемь, господин, – вежливо ответил мальчик.

– Вот-вот станет мужчиной! – воскликнул дядя.

Вокруг высокой бамбуковой ограды деревни были сложены кучи сухого терновника, среди которых торчали острые колья, призванные отпугивать хищных животных и нежеланных гостей. Но Кунта этого не замечал, да и ровесников своих он увидел лишь боковым зрением. Он почти не слышал трескотни попугаев и обезьян над головой и лая собак-вуоло под ногами. Дядья показывали им свою прекрасную новую деревню. У каждой хижины есть свой двор, сказал Салум, а кладовые с продуктами располагаются прямо над очагом, чтобы дым сохранял рис, кускус и просо и в припасах не заводились жучки.