Плацдарм - Игорь Недозор

Докладчик сделал паузу и выразительно посмотрел на присутствующих. Мол, знай наших.

— Операция «Магистраль» нами успешно и, так сказать, досрочно завершена… Разброд и шатания в среде, — он иронически осклабился, — афганской вооруженной оппозиции сильно вырастут. Стало быть, когда наш контингент покинет эту территорию, а это, сами понимаете, произойдет довольно скоро, местной власти будет легче. Не надо забывать, что покой в Афганистане, пусть и условный, — это покой и наших южных границ. Все, думаю, знают, чем это кончилось… — Савин замялся, подыскивая слова (ведь они так и не подобрали адекватных терминов относительно того, как называть вероятностное будущее, что видели они все в своих видениях), и закончил кратко и веско: — Там и тогда. На этом, полагаю, можно завершить текущие вопросы.

Под довольно жидкие аплодисменты Савин сошел в зал.

Асситалл так и продолжал играть.

После того как полковник закончил, на трибуну поднялся Тихомиров.

Невольно Снегирев залюбовался им — этому прирожденному военному штатский костюм шел даже лучше мундира. Высокий, импозантный, с благородной сединой, советник аппарата ЦК КПСС по специальным военным вопросам и один из двух кураторов «Прометея» смахивал на графа инкогнито.

— Товарищи, — с торжествующим видом начал он, — хочу сообщить вам о том, что появится в газетах лишь завтра, и что вообще-то в «Параболу» вписано не было, но тем не менее…

Он выдержал паузу.

— Итак, личность тут всем довольно хорошо известная, например, под милым прозвищем Белый Хряк, сегодня освобождена от занимаемой должности первого секретаря Московского горкома партии и направлена послом в Мозамбик. Причина — несколько писем с жалобами от трудовых коллективов Урала, плюс, — он издевательски усмехнулся, — некая видеозапись, где данный гражданин потребляет самогон в бане! А вы знаете, как наш генеральный секретарь любит пьяниц. Вот так, товарищи. Так что Павел Михайлович, — обратился он к Капустину, — можешь со своей «Черной Картой» не спешить. Хотя совсем ее, наверное, забрасывать не будем. Собственно, на этом я могу закончить свой доклад!

На этот раз зал разразился настоящими аплодисментами. И неудивительно, ведь даже капитан Лебедев и Борис Михайлов, те, что должны были в 90-х стать один банкиром, а второй — членом правления нефтяной компании, Белого Хряка активно не любили.

На сей раз Асситалл отложил свою игрушку в сторону и несколько раз вяло хлопнул в ладоши.

Снегирев задержал взгляд на его обычно бесстрастном лице и отметил, как некая многозначительная улыбка промелькнула на тонких губах аргуэрлайльца.

«А ведь ты что-то знаешь, колдун! — вдруг с холодной злобой подумал Снегирев. — Не можешь не знать! Подозреваю, ты тоже видишь сны. Дорого бы я дал, чтобы знать, что тебе показывают твои ручные демоны, про которых ты любишь говорить по пьянке!»

И перед внутренним взором Снегирева стало одно из видений…

…Подвал Белого дома, освещенный тусклыми лампочками дежурного света от аварийного дизель-генератора.

Но не только ими — куда как ярче лампочек горит лиловыми отсветами начертанный на полу Знак Погибели. В центре его импровизированный алтарь, увешанный фотографиями, а перед ним с катаной на изготовку Асситалл Ранто в пресловутом малиновом пиджаке и штанах от Армани, вымазанных чем-то бурым, чем именно и думать неохота.

У ног его связанная, плачущая беременная женщина, совершенно обезумевшая от происходящего и пытающаяся руками прикрыть выпирающий живот.

Здание содрогнулось — в верхние этажи попал очередной снаряд. И словно повинуясь неслышной команде, Рао взмахивает катаной (прием «крыло бабочки», как подсказывает Снегиреву память) и одним ударом разрубает женщину поперек живота. Хлынувшая кровь течет по линиям Знака… И искаженная силами нашего мира, а может — ничтожной ошибкой чародея магия серым коконом окутывает колдуна и его жертву, превращая оба тела в иссохшие мумии.

Или, может быть, Асситалл видит иное? То, что Знак сработал как надо, и невидимые простым глазом, но различимые зрением приобщившегося на Аргуэрлайле к магии Снегирева серые стрелы некроэнергии устремляются к висящим на алтаре фотографиям, и каждая становится порталом, ведущим смертоносный поток к тому, кто на ней изображен.

И как медленно гаснет Знак, а с ним и чары, сковывающие Снегирева и его спутников, пришедших сюда, в осажденный Дом Советов, чтобы вытащить ценнейшего сотрудника «Прометея». И два пришедших с ним бойца «Вымпела» выхватывают синхронными движениями пистолеты-пулеметы «Узи» и разряжают их в лицо молча улыбающегося мага, и тот падает рядом с алтарем, не переставая улыбаться.

И вновь содрогается до фундамента мятежный Дом Советов от танкового залпа.

А Снегирев уже знает, что все это бесполезно, что все те, кто отдавал этой проклятой осенью проклятого девяносто третьего приказы, мертвы, что сейчас самое разумное начать переговоры, но никто еще ничего не знает, и переговоры некому вести, а скоро будет и не с кем.

И что чертов колдун таки умер непобежденным, и история мира сейчас повернулась на другую дорогу — только вот к тому же самому обрыву…

Снегирев пришел в себя, отвлекаясь от будущего, которое неведомо, но неизбежно, каким бы оно ни стало.

А ведь он так и не понял, что заставило мага из чужого мира влезть в их разборки, в которых и сами земляне не поняли, кто был прав или виноват…

После окончания совещания они вышли в парк, окружавший здание в/ч 10003.

Обычный парк за старым каменным забором на окраине Москвы, в котором стоит низкое одноэтажное длинное здание — по документам, подразделение КГБ СССР, занятое контролем работы «особых отделов» на местах.

Никому не известно, что там, внизу, есть еще три уровня, где в сейфах лежат артефакты чужого мира. А еще есть шесть сейфов, где лежат шесть толстых рукописных талмудов — история будущего этого мира…

Прямо скажем, нелестной для Земли и ее людей истории. В особенности для жителей страны, занимающей одну шестую часть суши.

Снегирев тяжело вздохнул и выматерился про себя.

На Аргуэрлайле он немало общался с теми, кого принято называть дикарями и варварами.

Но вот только никому из этих дикарей и варваров не пришло бы в голову учудить то, что натворят граждане его собственной державы совсем скоро.

Ибо, конечно, нравы на Аргуэрлайле были дикими и жестокими, да только вот никому из этих людей, думавших, что земля плоская, а небо — твердое, и происходящих, по их же легендам, от кобылы или волчицы, которую какой-то местный бог не то полюбил, не то изнасиловал, не то вообще сожрал, а потом воскресил и превратил в праматерь людей, не пришло бы в голову сотворить со своим отечеством подобное.

Случалось им, конечно, воевать не на жизнь, а насмерть и забивать ближнего дубиной или серпом за луговину, пастбище или поле. Но никогда не пришло бы им в голову убивать и жечь соседа за то, что у него не такая форма носа. Бывало — бунтовали, когда правитель вместо привычных семи начинал драть восемь шкур. Но чтобы взбунтовались сытые да зажравшиеся, которым не хватало модных штанов, или непонятной «свободы», или вообще неясно чего, вот такого не могло быть, потому что не могло быть никогда.