Ахульго - Шапи Казиев

– Я тоже защищал Муслимат, – гордо сообщил Гази-Магомед.

– А разве ее кто-то обижает? – спросил Шамиль.

– Когда она спускалась за водой, в ее кувшин попала пуля, и вылилось много воды. Тогда я стал ходить с ней.

Шамилю тяжело было это слышать, но он похвалил сына.

– Ты уже настоящий мужчина.

– Смотри! – показал Гази-Магомед в небо.

– Звезда падает! А правда, что это ангелы кидают в шайтанов бомбы?

– Может быть, – улыбнулся Шамиль.

– А почему они не кидают их в генерала, который на нас нападает? – спросил Гази-Магомед.

– Еще кинут, – пообещал сыну Шамиль.

– Вот увидишь.

В доме горели масляные светильники. Джавгарат кормила ребенка, сетуя, что у нее не хватает молока. Муслимат спала, прижав к себе сделанную из деревянной ложки куклу. А Патимат в полузабытьи шептала молитвы и поглаживала свой большой уже живот, будто просила потерпеть ребенка, который должен был скоро родиться.

– Как вы тут без меня? – спросил Шамиль, присаживаясь на край тахты.

– Все хорошо, – сквозь слезы ответила Джавгарат.

– О Шамиль, – усталым, измученным голосом произнесла Патимат.

– Я не хочу, чтобы наш сын родился здесь… Джавгарат не хотела, и я не хочу… Неужели на земле мало места, кроме Ахульго? Зачем рожать, когда все кругом умирают?

– Потерпи, Патимат, – успокаивал ее Шамиль.

– Не гневи Аллаха.

– Когда кончится этот ужас? – продолжала Патимат, утирая скупые слезы.

– Я не могу даже спать, закрою глаза, а передо мной встает наш Джамалуддин. Где мой соколенок? Кто его накормит, кто спать уложит, кто приласкает моего сыночка?

– С ним Джамал, ты же знаешь, – сказал Шамиль, понимая, что это ее не утешит.

– Джамал – хороший человек, но его мать – я, несчастная, – прошептала Патимат.

– Зачем ты его отдал?

– Так было нужно, чтобы спасти остальных, – ответил Шамиль, проглотив ставший в горле ком.

– Разве это нас спасло? – говорила Патимат, задыхаясь он рыданий.

– Генерал обманул тебя.

– Каждый ответит за то, что совершил, – сказал Шамиль.

– А Джамалуддин… Всевышний позаботится о нем, и с ним ничего не случится, кроме предначертанного.

– Аллах милостив, – сказала Джавгарат.

– Сердце мне подсказывает, что Джамалуддин еще вернется.

– Дай Аллах, – взмолилась Патимат.

– Как я хочу увидеть его, отраду моего сердца…

Ахульго вдруг содрогнулось так, как никогда раньше. Через мгновенье раздался ужасающий грохот, как будто гора треснула на части. Все вокруг попадало вниз, а сквозь щели, образовавшиеся в потолке, сыпалась земля и багровело будто охваченное пламенем небо. Дети заплакали от страха, женщины закричали, закрывая их собой.

– Готовьтесь уходить! – велел Шамиль и поспешил наверх.

Ахульго заволокло дымом, по ущельям металось обезумевшее эхо, а с неба падал огненный дождь. Оглушенные адским грохотом люди выбирались из своих жилищ и укрытий, не понимая, что происходит. Когда дым немного рассеялся, все увидели, что там, где раньше было последнее укрепление, теперь зияла гигантская воронка. Вокруг нее горели поднятые взрывом в небо и упавшие обратно останки деревянных перекрытий и клочья одежды.

Прихрамывая, явился Ахбердилав, похожий на человека, выбравшегося из пекла. Он знал, что случилось.

Это взорвалась мощная мина, скрытно подведенная саперами под укрепление горцев, которое не удавалось взять Лабинцеву. Путь на Ахульго был открыт.

Видя, что новый штурм отбить не удастся, Шамиль приказал перевести женщин и детей на Старое Ахульго, пока был цел соединявший горы мост. Сам имам, собрав оставшихся мюридов, кинулся к завалам, которые были последней защитой Ахульго. Имам понимал, что развороченные груды камней не смогут остановить войска Граббе, когда те двинутся вперед, но они могли хотя бы ненадолго задержать их.

Остальные спешно покидали израненную гору, чтобы перебраться на другую – свое последнее убежище. Женщины несли детей и кое-какой скарб, старики вели раненых. Спускаться к мосту по крутой тропинке было нелегко, да и мост был узок, и потому все происходило слишком медленно.

Когда рассвет озолотил вершины гор, люди еще переходили через мост.

22 августа был днем коронации императора Николая I и императрицы Александры Федоровны, бывшей прусской принцессы. Этот праздничный день полагалось отмечать церковным парадом и торжественным салютом – ста одним пушечным выстрелом. В этот день не трудились и не воевали. Однако Граббе счел, что лучшим подарком императору будет взятие Ахульго. Салют он заменил взрывом мины, которую саперы готовили несколько дней. А на рассвете, после пения «Боже, царя храни» и общей молитвы, бросил войска на штурм.

Узнав о готовящемся взрыве, Жахпар-ага вызвался в авангард штурмовой колонны, надеясь предупредить горцев, даже если бы для этого пришлось открыто перейти на их сторону. Но было уже поздно.

Войска Граббе наступали двумя линиями и на оба Ахульго сразу. Граббе уже не боялся потерь, он боялся лишь гнева императора, если жертвы окажутся напрасными. Вместе со своей свитой он приблизился к Новому Ахульго на ружейный выстрел и навел на гору подзорную трубу. И то, что он увидел, сразу же настроило генерала на праздничный лад.

Последняя преграда исчезла, а на Ахульго происходило необычное движение. Мюридов почти не было видно, зато множество женщин с детьми спешили перебраться на Старое Ахульго.

– Бегут! – торжествующе возгласил Граббе.

– Далеко не убегут, ваше превосходительство, – сказал Пулло, тоже наблюдавший за происходящим.

– Славное начало, – сказал Граббе.

– Но думается мне, что и конец!

– Прикажете обстрелять мост? – осведомился Пулло.

– Еще пригодится, – сказал Пулло.

– Пусть прежде стрелки постараются.

– Ваше превосходительство, обещана ведь была… – решился напомнить Милютин.

– Вздор! – жестко осадил его Граббе.

– Я говорил: «Не будьте страшны для безоружных». А этим, от мала до велика, впору Георгиев вешать за воинские отличия.

По переходившим через мост людям был открыт огонь. А роты Кабардинского полка, авангард штурмовой колонны отряда, уже накатывались на Новое Ахульго.

Ров, стоивший стольких жертв, который прежде не удавалось преодолеть, теперь никто не защищал, и войска миновали его за несколько минут. Только заняв значительную часть Нового Ахульго, войска наткнулись на оборону, которую горцы держали за последними завалами. Горстка мюридов во главе с Шамилем упорно отбивалась, пытаясь сдержать войска Граббе и дать своим людям перейти через мост. А тем временем из ущелья Ашильтинки к мосту уже поднимался батальон Апшеронского полка под командой майора Тарасевича.