Сын Зевса. В глуби веков. Герой Саламина - Любовь Федоровна Воронкова

изорвать в клочья, тирану не место здесь, в Олимпии!» Ха-ха! Что было, то было.

– Да, это было, – вздохнул Фемистокл, – но это было так давно!

– И вот теперь ты, герой Саламина, пришел к этому тирану, – продолжал Гиерон, – и, кажется, предлагаешь какой-то союз…

– Мы оба постарели, Гиерон, и оба, как я думаю, поумнели, – сказал Фемистокл, – и довольно шуток. Я пришел к тебе, чтобы узнать, долго ли ты будешь нести бремя спартанского верховодства.

– Значит, ты приехал говорить о моих делах, а не о своих? – усмехнулся Гиерон. – А я-то думал, что у тебя хватает своих забот!

– А это и есть моя забота. Ты прекрасно знаешь, почему я вынужден был покинуть Афины.

– Значит, теперь ты хочешь с моей помощью поразить Спарту, чтобы возвратиться в Афины?

– Да. Твоя гегемония над Элладой, человека просвещенного и гуманного, мне представляется единственно возможной.

– Ты мне предлагаешь гегемонию над Элладой?

– Это будет освобождением Афин от спартанских цепей, которыми опутана сейчас моя родина.

Гиерон с минуту молча смотрел на Фемистокла, и Фемистокл видел, как в глазах его загораются хитрые огоньки.

– Клянусь Зевсом, Фемистокл, – сказал он, – ты по-прежнему хитроумен. Но я скажу тебе, чем кончится для меня эта затея. Я возьму верх над Спартой и над теми, кто правит в Афинах по указке спартанцев. Ты вернешься в Афины и снова станешь во главе афинского правительства, а потом захватишь Сикелию и заставишь плясать Гиерона под свою свирель. Не так ли, друг мой? Недаром же ты назвал своих дочерей именем моих городов: одна у тебя Сибарида, а у меня есть город Сибарис. А другая – Италия, уже целая страна!

– Да, я думал вмешаться в твои дела, – ответил Фемистокл, – но я только хотел поддержать тебя против Кротона, который теснил твои города. Однако…

– Давай на этом закончим наш разговор, Фемистокл, – решительно прервал его Гиерон, – сейчас из этого ничего не выйдет. И должен предупредить тебя, что, если спартанцы придут искать тебя здесь, я не стану тебя защищать.

Фемистокл с тяжелой душой вернулся на корабль.

«Что же делать? Где же выход из этого положения? – Мысли его метались, прикидывая то одно, то другое. – Ведь не могу же я так жить, словно зверь, преследуемый звероловами! Но боги, что же мне предпринять теперь?»

Расстроенный, он вернулся на Керкиру. Хорошо, что есть убежище, где его любят, где помнят о его добром отношении к ним, где почитают его героем великих дел… Поживет здесь. Может быть, удастся повидаться с семьей, если тайно проникнуть в Афины… А может, и вообще перевезти сюда семью, – это ведь недалеко. Пройдет тяжелое время, и все может измениться. Вдруг откуда-нибудь явится опасность Афинам, и тогда афиняне вспомнят о нем!

Усталый, но с улыбкой и добрым приветствием он вошел в дом Динона. Динон встретил его сдержанно. Фемистокл почувствовал в его голосе холодок.

– Что случилось, Динон? Тебя что-то огорчило?

– Да, Фемистокл. Меня огорчает и заботит твоя судьба.

Фемистокл поднял голову горделивым движением:

– Именно моя судьба, Динон? Или и твоя тоже?

– И моя тоже, – пряча глаза, ответил Динон. – Вчера у меня были все наши ионийцы… Я говорю о тех, кто правит Керкирой. Они очень обеспокоены, Фемистокл: они боятся, что Спарта и Афины станут мстить нам из-за тебя…

– Значит, мне надо покинуть Керкиру.

– Ты знаешь, что мы любим тебя, Фемистокл. Но вражда таких сильных государств, как Афины и Спарта… Ты понимаешь сам, Фемистокл… Что перед ними Керкира?

– Я все понимаю, Динон. Но куда же мне теперь?..

– Мы можем перевезти тебя на материк. Отсюда недалеко до Эпира.

Сикинн собрал в суму вещи Фемистокла. Жена Динона прислала ему большой узел с едой и вином.

Керкиряне, грустные и смущенные, проводили Фемистокла до пристани. И потом долго стояли и глядели вслед круглому суденышку, увозившему Фемистокла. Они видели, как он стоял у мачты, понурив голову, и как ветер трепал его кудри. Они всё ждали, что он оглянется, ко Фемистокл не оглянулся ни разу. И когда темный берег принял его, керкиряне молча разошлись по домам.

Зимние ветры завывали в ущельях Эпира. Темные облака летели над горами, багряный свет вечерней зари окрашивал их края, и от этого они казались грозными и зловещими. Мулы с опаской шагали по горной дороге. Фемистокл плотнее запахивал грубый домотканый плащ из овечьей шерсти, присланный Архиппой. Фемистокл, уходя в изгнание, не думал, что этот походный плащ может ему понадобиться: было лето, стояла жара, и казалось, что до зимы очень далеко.

Дорога шла вверх, к перевалу. Копыта мулов, сбиваясь с шага, звенели по камням.

– Ты знаешь, в какой мы стране, Сикинн? – спросил Фемистокл.

– Нет, господин. Я только знаю, что мы в стране очень мрачной и суровой.

– Мы в стране молоссов, Сикинн. И ты прав, эта страна сурова. Особенно для нас с тобой. А вернее всего, для меня. А ты знаешь, кто царь молоссов, Сикинн?

– Не знаю, господин. Но думаю, что нам это все равно?

– Нет, не все равно. Царь молоссов – Адмет, мой враг, Сикинн. Однажды я сильно оскорбил его.

Сикинн придержал мула:

– Твой враг, господин? Так зачем же мы едем к нему?

Но Фемистокл не тронул поводьев.

– А может быть, ты скажешь, куда нам ехать? – невесело усмехнулся он. – Как ты видишь, нас привезли и высадили на этот эпирский берег. Что же нам делать? Хуже, если мы будем скрываться где-нибудь в молосских селениях. Да и не скрыться – наутро же будет известно об этом царю Адмету. Уж лучше явиться прямо к нему и довериться его великодушию!

На перевале ветер был неистовым, мулы шли, отворачивая головы, ветер слепил им глаза. Фемистокл плотнее запахнул плащ. Заря погасла. Луна то освещала дорогу, то снова пропадала. И когда наступала тьма, Фемистоклу казалось, что они сейчас вступят в преисподнюю…

Но вот дорога выровнялась, ветер стал тише, и откуда-то издали вместе с шумом ветра донесся тонкий длинный звон…

– Додонские чаши звенят! – сказал Фемистокл. – Теперь недалеко.

– Какие чаши, господин?

– Тут святилище Зевса Додонского, – Фемистокл поддерживал разговор, чтобы заглушить тяжелое чувство тревоги, – там стоит священный дуб, огромное дерево. В нем пребывает сам Зевс и дает пророчества. На дубе висят медные чаши, вот они-то и звенят сейчас от ветра. Мы этого звона понять не можем. Но жрецы по звону понимают, что хочет сказать божество.

– А может быть, он посадит нас в тюрьму, господин?

– Кто? Зевс?

– Нет. Царь Адмет, к которому