Письма к императору Александру III, 1881–1894 - Владимир Мещерский

Еду как угорелый по городу: Грессер ничего не знает; [И. Н.] Дурново тоже; заезжаю к Делянову, он у жены[847] в гостиной; я туда. Гостей человек 10; сажусь, и что же, рядом со мною толстый Хрущов, а Делянов говорит мне, указывая на Хрущова, а вот, рассказывает, что Посьет подал в отставку, и отставка принята.

Я замер от радости: узнаю от Хрущова, что он вчера был в Гатчине, и там узнал это от [И. И.] Воронцова[-Дашкова] и [П. А.] Черевина, что не только отставка принята, но что даже послана к [С. А.] Танееву для зависящих распоряжений[848]!

В гостиной все дамы и все кавалеры, начиная с Делянова, сказали: «Это нужно было», это «удовлетворение народного правосудия»!

Это еще более поднимет Государя!

Поехал к Шебеке пытаться проверять. Официально он ничего не знает, а знает тоже по слухам. Товар[ищ] министра кн. [К. Д.] Гагарин ему сказал, что бывший в пятницу дежурным в Гатчине [С. И.] Палтов ему сказал, что слышал от Черевина такие слова: «Ну, кончено, Посьет подал наконец в отставку, отставка принята, но при этом ему было сказано, что пока, до окончания следствия и до назначения ему преемника, он должен оставаться». А поздно вечером мой Калугин приезжает от [В. С.] Кривенки и подтверждает, клянется, что все это верно и несомненно, так как Кривенко передал ему все слова Воронцова.

Боже, как я благодарно молился Богу! Слегло бремя с души, ничто теперь не будет холодить и туманить общего высокого и сердечного настроения всех и каждого к Государю! Господи, какая тяжесть спала с души, Господи, слава Тебе, так легко стало.

И как коротко, чутко и метко, если верить словам рассказа Кривенки, формулировал Государь Свое решение: «Это печальная необходимость», и ни слова больше. Сколько деликатности в этих словах!

О преемнике [К. Н.] Посьета

Нет ни одного дома, и в доме ни одной квартиры, где бы теперь не задавался вопрос: а кто будет министром на место Посьета.

Вопрос этот стал так сказать всенародным по своей важности и по близости к сердцу каждого: каждому как будто до него дело.

В гостиных большого света и сановных к этому вопросу пристегивают всякие имена. В сферах близких к мадам [Е. Н.] Нелидовой, la grande tripoteuse par excellence[849] – разумеется называют [М. Н.] Анненкова. В сферах военных называют [Н. Н.] Обручева; в сферах сановных называют [А. К.] Имеретинского и [Н. О.] Розенбаха. Потом называют двух стариков военных инженеров – [К. Я.] Зверева и [Г. Е.] Паукера.

Последние двое, когда их спрашивают об этом, отвечают: мы слишком стары. Мадам Нелидова, та решила, что никто кроме Анненкова спасти дело не может, и, разумеется, знать не хочет того, что все знают, на сколько это имя уронено и означает шарлатанизм и уменье улизывать от денежных отчетов.

Насчет Обручева каждый честно преданный Государю скажет про себя и громко: день, когда этот человек какими-либо судьбами выйдет из ряда лиц, которых можно назначать на какой-либо влияющий на судьбы России пост – будет счастливый день для бедной России. Пока он может куда-нибудь попасть, есть всегда опасность для России; это мое и многих фанатичное убеждение. Это выдвинутая в блеск звезда темного царства, и молю Бога, чтобы не было скоро причины в этом убедиться, в случае войны. Это страшное имя!

По поводу назначения преемника Посьету генерал Паукер, один из умнейших и честнейших людей военно-инженерного ведомства, сказал в нескольких словах очень метко и умно, в чем заключаться должна личность и программа нового министра путей сообщений.

– Нужен молодой и энергичный инженер, потому что нужно многое сломать и всю Россию изъездить и ввести порядок вместо беспорядка.

Это глубокая истина! Я слышу, что некоторые говорят: совсем не нужно сведущего человека, нужно только энергичного, честного и умного!

Трудно с этим согласиться. [П. А.] Клейнмихеля в наш век не найдешь. А все назначения людей не сведущих в деле на пост министра путей сообщений оказывались именно потому неудачными, что попадали на людей совсем в деле несведущих, до Посьета включительно. Происходит весьма понятное явление, даже с самым энергичным и способным человеком. Новый министр вступает; он никого и ничего не знает. Значит, прежде всего он должен узнать что-нибудь, научиться: у кого? Очевидно, у инженера; значит, начинается с того, что новый министр учится у того инженера, которого он должен проучить. И как всегда бывает, чем плутоватее инженер, тем он даровитее и тем он ловче, и тем он лучше учит, и смотришь, через месяц инженеры уже завладели новым министром вполне. Посьет взял поповича [Ф. П.] Неронова в директоры Департ[амента] общих дел. Этот Неронов сын пензенского диакона, умен, ловок, вор каких мало, плут, негодяй первого сорта, а жена анархистка, и про него Посьет говорит [А. А.] Татищеву: «Вот золотой человек, я век с ним не расстанусь!»

Затем другая мысль. Введено в обычай, что для поста министра путей сообщений нужен генерал… Мне кажется, что для этого поста прежде всего нужен знающий, толковый, энергичный и честный инженер, а генералом он всегда успеет сделаться, если окажется дельным.

У меня в уме сидит такой человек, и если бы Государь мне дозволил, я бы вот что дерзнул Ему сказать.

– Выслушайте меня, Государь; когда я дерзал Вам говорить про Вышнеградского, я фанатично и безусловно был убежден и честью ручался в том, что он Вам окажет в области финансов большие услуги. В данном случае – невзирая на то, что я один в России Вам называю человека, и никто его Вам не указывает, я еще тверже, еще убежденнее ручаюсь в том, что лучшего кандидата нет!

Он безусловно имеет все данные для этого поста, но кроме того он человек с прошедшим по честности хрустальным как чистейший хрусталь.

Человек этот полковник военный инженер, профессор Никол[аевской] инженерн[ой] академии[850] [А. А.] Вендрих!

Повторяю, Государь: словами в такую торжественную минуту не шутят, говоря со Своим Государем. Я с благоговейным убеждением в правде моих слов говорю Вам! Возьмите его, пока он в цвете лет; Вы увидите скоро, как окажется блистателен Ваш выбор. Вот год, как я слежу за этим человеком и разузнаю об нем.

Его история такова: он прошел лично все ступени железнодорожной практики, начиная с начальника станции и кончая начальником эксплуатации. Он был у [С. С.] Полякова, между прочим, и сдал свою должность, сказав ему: «Вы мне недостаточно помогаете душить мошенников и вводить экономию, прощайте!» На Балтийской линии, изучив ее эксплуатацию, он вышел потому, что оказался, по мнению директоров, беспокойным человеком; а беспокойным он оказался потому, что ввел такую систему контроля, что никому красть нельзя было. «Вы слишком педантичны», – сказал ему Пален, царек этой дороги.