Под прикрытием - Сергей Николаевич Зеленин

а сейчас они в самом разгаре.

* * *

Господь сподобил, видать и, петь-читать-танцевать рэп меня больше не заставляли –одного раза хватило, больше не решились рисковать своей психикой. А что ещё вероятней: поэты-основатели просто приревновали к моей — вспыхнувшей ярчайшей звездой на небосклоне имажинизма, славе.

ХАХАХА!!!

Так что, застолье продолжилось — хотя и в несколько увеличившимся составе: две особы из зала прочно «прилипли» ко мне, плюс ещё столько есенинских друзей — сколько за наши два столика, впритык влезло.

Одна из «особ» тут же довольно уютно устроилась на моих коленях, другая — которой близ моих гениталей «места» не досталось, проанализировав обстановку переключилась на Мишку — с которым у неё завязался очень содержательный разговор о сортах кокаина и способах его употребления — от простой «дорожки» до «балтийского чая». Мишка оказался всеведущим «докой-теоретиком» в подобных делах — хотя, как мне достоверно известно — лично эту дрянь он не употреблял.

Моя «прилипала» зудела под ухо что-то про высокое искусство любви, я ей «на автомате» что-то отвечал про 96 поз в «Кама сутре», а сам прикидывал неплохую перспективу:

«Если с прогрессорством в России не обломится — стану всемирно известным поэтом… Хотя нет! Лучше сбежим с Мишкой в Колумбию, создадим свой картель и станем наркобаронами. Ему-то ваще раз плюнуть — только „нарк“ спереди к собственному дворянскому „званию“ прилепить… Хахаха!».

Вдруг «моя», недовольно прошипела:

— Явилась упыриха на свежую кровь! Чувствует её, что ли⁈

Смотрю, подходит какая-то невысокого роста женщина — показавшаяся мне в первый момент маленькой девочкой Дюймовочкой, в сопровождении двух спутников… Судя по последнему писку европейской моды — которым они «прикинуты», это или сверхпреуспевающие нэпманы или сверхпроворовавшиеся «ответственные работники».

Совслужащие — советские чиновники, то есть.

Немного не в меру суетливого кипеша — неизбежного после появления в компании новых лиц и, Сергей Есенин с немалым апломбом представляет меня даме:

— Лиля, познакомься: это начинающий — но ОЧЕНЬ(!!!) талантливый поэт Серафим Свешников…

Она глянула на меня своими огромными глазищами, враз перестав казаться мне «Дюймовочкой»… Наоборот, это я — как «Мальчик-с-пальчик», потерялся и потонул в них.

— … Серафим! Это — Лиля Брик, «муза» Владимира Маяковского, — в есенинском голосе явно прозвучала ревность, — слышал про такого?

Особо не вникал, но кажется они — если не открыто враждуют, то не особенно-то дружат. Поэтому, «включаю» тупого провинциала:

— Да, вроде болтали про какого-то Маяковского в поезде, пока я на верхней полке спал.

— Хахаха!

Кто-то за столом, под всеобщий смех сказал:

— Маяковский так любит Лилю Брик, что ласково называет её «бричкой».

— Это неверно, — спокойно и с достоинством парировала та, — Владимир называет меня «Кошечка» или просто «Киса»…

«Как Воробьянинова, — непроизвольно подумалось, — а где же сам Маяковский, то? Эти двое „мажоров“ явно, даже ростом до него не дотягивают…».

Как будто прочитав мысли, та представила сперва высокого, на вид — сорокалетнего мужчину, во взгляде которого легко читалось обладание деньгами, влиянием и властью:

— Разрешите представить моих спутников: Александр Краснощеков…

Ах вот ты какой оказывается, «северный олень»!

Рисунок 97 . Лиля Брик — королева советских будуаров, модница, покровительница талантов, секс-символ и муза русского авангарда 20-х годов .

Прям, на уровне осязания чувствуется, как мал и тесен наш «шарик»: это именно тот пламенный революционер, «железный» нарком и крупнейший советский коррупционер — на которого я «натравил» Ксавера. Будь происходящее годом ранее, я возможно и сам бы замутил бы с ним какую-нибудь финансовую «пирамиду-многоходовочку», но ныне — увы… Его «Промбанк» лишили государственных вливаний, а самого очень скоро арестуют и впаяют на первый раз шесть лет.

«На второй раз» — в достопамятном 1937 году, его просто шлёпнут — ни за что, ни про что.

А может, что тоже не исключено — я просто чего-то не знаю.

Следующим был какой-то, даже на вид — ушлый и мутный тип, которого Лиля представила как:

— Илья Соломонович Соловейчик. Он может достать всё — в любое время дня и ночи…

Тот, как паук из липкой паутины протягивает мне волосатую лапку и пожимая мою руку, пытливо заглянул в глаза:

— У Вас будет ко мне какая-то просьба, Серафим? Может, у «начинающего талантливого поэта» есть какие-то проблемы?

— Огромное спасибо, конечно, но свои проблемы я решаю сам.

С московским жульём — пусть Ксавер сам дела ведёт, ну их к чёрту!

Мои «прилипалы» и женщина-вамп оказались давними знакомыми. Любительница оттопыриться «коксом», оставив Мишку скучать в мужской компании, спрашивает Лилю:

— Как отдохнули на Фризских островах, дорогая?

— Ах, этот Нордерней — дыра дырой, — явно жеманясь отвечает та, — одним словом — немецкий курорт…

— Разве ваши… Ээээ… Мужья, не развлекали Вас?

— Ах оставьте, милочка… Поведение Маяковского доставало меня до печёнок! Все мечты о походах по музеям пришлось похоронить: он дни и ночи проводил в покерном угаре и, выходил из казино — только купить мне гигантские букеты цветов вместе с вазами.

— Хорошо ещё не с витринами!

— Вот, именно… В ресторане «Хорхер» же, я буквально сгорала со стыда — Маяковский вел себя, как нижегородский купец: заказывал себе сразу две кружки пива и не меньше пяти порций компота и дыни…

— А что Осип?

— Тот читал лекции в «Академии нового искусства» и ему тоже было не до меня. Приходилось целыми днями страдать в одиночестве на пляже или в номере на кровати…

Она, устало закатила к потолку свои прелестные глазки…

Судя по раздавшемуся эхом лёгкому хмыканию — мало кто поверил, что Лиля на кровати «страдала» именно в одиночестве.

— Где Володя сейчас? Небось, за плохое поведение ему пришлось горько расплакиваться и расплачиваться? Ты, как всегда — наказала его мучительно и наотмашь?

— Ах, что ты — страдаю опять я! Володя выступает сегодня в «Политехническом музее» с рассказами о заграничной поездке «Что Берлин? Что Париж?». Там такое дикое столпотворение — даже конная милиция подключилась! Не доставшие билеты выбили дверь и теперь в зале сидят по двое на место, в проходе и на самой эстраде — свесив ноги. Ну, а я сбежала со второго отделения…

Пока все слушали Лилю Брик, развесив уши, потихоньку отзываю Елизавету в сторону:

— «Зверь» — на ловца бегущий, продолжает нас упорно преследовать, моя девочка! Постарайся подружиться с