Алая аура протопарторга. Абсолютно правдивые истории о кудесниках, магах и нечисти самой разнообразной - Евгений Юрьевич Лукин

него ласково взирал известный портрет доктора Безуглова, снабжённый понизу оскорбительным изречением: «Патриотизм – самая изощрённая форма нанесения ущерба Родине».

Прятать глаза было бы несколько унизительно, поэтому Артём, поглядывая с ответной улыбкой на изображение Президента, в отместку принялся вспоминать, как однажды, ожидая со дня на день возвращения Виктории с курорта, он на всякий случай решил уничтожить осевшие в памяти компьютера порнушные снимки из Интернета. Посмотрит – убьёт, посмотрит – убьёт, посмотрит… И вдруг указательный палец замер над кнопкой. Вроде бы снимок как снимок. Улыбчивый педофил охмуряет первоклашку с бантиками. Оба ещё одетые. Только вот личико у педофила почему-то знакомое. Пригляделся – ба! Да это ж наш доктор Безуглов школьников с началом учебного года поздравляет! Видимо, с другого сайта затесался…

С какой, однако, ехидцей на портрет ни поглядывай, а гнездилось в Артёме предчувствие, что второе ему спокойно доесть не придётся. Так оно и вышло.

– Всё-таки решил закодироваться? – с надеждой, сама ещё не веря своему счастью, спросила Виктория.

Карие глаза супруги сияли нежностью и любовью.

Мягкий, тающий во рту кусок в меру отбитой, прекрасно прожаренной свинины отвердел и стал поперёк горла.

– С чего ты взяла? – пробормотал Артём.

Карие глаза опечалились.

– Ну… мне показалось, ты сегодня ходил на приём…

– Да, ходил… Посоветоваться… провериться…

– Ну вот и закодировался бы заодно.

Кому депрессия – кому дом родной. Отбивная мгновенно утратила вкус. Явление, именуемое авгезией и наблюдающееся также при истерии.

– От чего?

– Ты знаешь, – тихо сказала жена.

Артём судорожно вздохнул и оглядел с тоской чистенькую, собственноручно отремонтированную Викторией кухоньку. Нигде ни пятнышка, оконное стекло за бежевой кружевной занавеской, когда-то мутное, в потёках, теперь настолько прозрачно, что кажется выбитым напрочь. Рай. Не об этом ли он мечтал несколько лет подряд? А теперь вот – надо же! – затосковал по утраченному аду.

Да, конечно, раньше скандалы бывали куда круче. Однако заканчивались они у Стратополохов довольно своеобразно. До рукоприкладства не доходило никогда. Стоило склоке достичь критической точки, как Виктория, обезумев, кидалась на Артёма и они яростно принимались раздевать друг друга. Ссора, таким образом, была как бы прелюдией ко всему остальному. Теперь же прежние страсти сменились рутинным исполнением супружеских обязанностей…

– Ты сам когда-то заставил меня закодироваться, – напомнила она. – И я согласилась. И не жалею. И прошу тебя о том же…

– От чего ты меня собираешься кодировать?

– От вредных привычек, – покривила душой Виктория.

Называть вещи своими именами ей, как всегда, не хотелось.

– Вика! – жалобно промолвил Артём. – Ну какие привычки? Какие привычки? Пью мало, курить выхожу на балкон…

– Господи! – беспомощно проговорила она. – Ну я же не об этом…

Артём не выдержал и отвёл глаза, уставился на аппетитную ещё недавно отбивную. Честное слово, лучше бы уж крик, угрозы, битьё посуды, чем эта правильная мягкая осада.

– Не изменяю… – безнадёжно присовокупил Артём, по-прежнему сосредоточив внимание на тарелке.

В глубине души он и сам сознавал собственную порочность (поди не осознай, когда перед глазами такой образец!), но ничего не мог с собой поделать.

– Изменяешь… – грустно сказала она.

– Вика… – проскулил Артём. – Ну я же платонически…

– Платонически… – Виктория смахнула слезу. – Значит, сердце твоё принадлежит ей, – сдавленно продолжала она, – а мне ты что оставляешь? Гениталии?

– Вика! – вскричал он. – Но это ведь и твоя Родина! И ты не можешь не чувствовать к ней…

– Да, – твёрдо отвечала Виктория. – Но моё чувство не переходит в навязчивую идею.

– Сверхценную, – тут же поправил он.

Поправка была важна: сверхценные идеи в отличие от навязчивых могут возникать и у психически здоровых людей.

– Нет, именно навязчивую!

– Послушай… – Артём осторожно прокашлялся. Виктория, конечно же, ошибалась, но спорить в данном случае не стоило. – Кодирование – крайнее средство. Ну и какой в нём сейчас смысл? Ты же видишь, я вполне себя контролирую…

– А ты знаешь, что нежелание лечиться называется негативизм? И тоже лечится!

– Слышала звон… – несколько даже разочарованно хмыкнул Артём, давно вызубривший Толковый словарь психиатрических терминов от корки до корки. – Пассивный негативизм наблюдается, запомни, у кататоников, при прогрессивном параличе и при старческом слабоумии. А у меня, прости, ни того, ни другого, ни третьего… Навязчивая идея! – фыркнул он. – Вот где навязчивая идея, вот! – И Артём, резко выйдя из себя, ткнул вилкой в сторону висящего на стене портрета. – Помешательство в чистом виде!

Побледнела, отшатнулась.

– Но ты же сам за него голосовал… – с болью сказала она.

Скомкал салфетку, вскочил:

– Голосовал! Но это ещё не повод вывешивать на кухне иконостас!

Прекрасные глаза Виктории, устремлённые на супруга с жалостью и ужасом, наполнялись слезами. Затем она всхлипнула и порывисто отвернулась к прозрачной кружевной занавеске. Артём понял, что опять не прав, и, приблизившись к жене сзади, обнял её округлившиеся от правильной жизни плечи.

– Вика, – заискивающе начал он, – сегодня сам вот врачу показался…

В тарелке стыла недоеденная отбивная.

* * *

Ускользнуть из дому незаметно не удалось. Подвела лёгкая склонность к нарциссизму: Артём задержался в прихожей перед зеркалом, поправил галстук, развернул плечи, вскинул подбородок, изучил свои тонкие породистые черты анфас, затем скосил выразительный глаз и изучил их в три четверти. Ну и докрасовался, естественно…

– Куда ты? – тревожно спросила Вика, внезапно выходя из кухни и перекрывая Артёму дорогу к двери.

Скуластое личико супруги разом осунулось, тёмные глаза жертвенно раскрылись.

– За сигаретами, – невозмутимо отозвался он, трогая без нужды узел. – Прикупить что-нибудь по дороге?

– За сигаретами, – горестно повторила Вика, по-прежнему не сводя с него страдальческого взгляда. – В костюме, при галстуке – за сигаретами…

– Н-ну… и-и… что ж тут такого? Да, в костюме… при галстуке… Потом, не забудь, мне же ещё сегодня в Общество анонимных патриотов… при диспансере…

– Какое общество? Сегодня четверг, а не суббота!

– Разве?

– Гос-споди… – тихонько простонала она. – Опять в этот свой притон…

Артём вспыхнул.

– Ты слова-то всё-таки подбирай, – медленно, с угрозой проговорил он. – Притон! Что это ещё такое? Притон…

– Хоть бы о сыне подумал! – Губы её дрогнули. – Узнают – дразнить начнут…

– Эти начнут! – Артём криво усмехнулся. – Вон уже в сеструхиных галстуках на спор в школу приходят…

Лицо Виктории окаменело.

– Ты просто вынуждаешь меня, – сказала она мёртвым голосом. – Ты не оставляешь мне выбора. Я сдам тебя на принудительное лечение.

Разговор пошёл в открытую, притворяться больше не имело смысла – и Стратополох ощутил упоительный восторг бесстыдства.

– Не сдашь, – с нежнейшей ненавистью выдохнул он ей в лицо. – Нетрадиционную ориентацию принудительно не лечат…

– Лечат, – выдохнула она в ответ. Наблюдай за ними кто со стороны, ему показалось бы, что он присутствует при объяснении в любви. – Лечат, милый…