Когда говорит кровь - Михаил Беляев

Наверное, единственные, кто был доволен этим положением дел, так это морские чайки, облюбовавшие старые камни под гнездовья. И Тайвиши были далеко не первыми, кто пытался выкупить и преобразить это место. Отец Кирота, Келло Кардариш, тоже присматривался к этой скале — но руины, по некой неведомой всем причине, продолжали считаться частью укреплений города, а потому Коллегия отказывала всякому, кто пытался снести обветшалую башню и обжить скалу. Всякому, до того самого дня, когда Киран Тайвиш стал Эпархом Кадифара и устроив пересмотр положений об укреплениях города. И, конечно же, первым делом он выкинул из их перечня злополучную дозорную башню, которую тут же и купил его братец. К общей зависти всех обитателей Палатвира, мечтавших тоже заполучить столь чудный вид на Кадарский залив в свою собственность.

А вид оттуда был и вправду удивительным.

Ещё будучи совсем мальчишками, Кирот вместе с братом как-то забрались на самый верх сторожевой башни. Подъем оказался куда труднее чем они думали — большинство внутренних лестниц обрушилась, и часть восхождения им пришлось совершать цепляясь за камни и выбоины, но зато, когда все трудности остались позади и они выбрались на смотровую площадку, то застыли в изумлении.

Огромный город казался макетом или игрушкой, которую Кирот мог осмотреть целиком. Отсюда было видно всё. И гниль затерянной в низине Аравенской гавани, и крепкие стены Хайладской крепости, и прятавшийся в густой зелени мрамор Палатвира, и ровные строгие ряды каменных домов Паоры, Фелайты и Кайлава под крышами из красной и оранжевой черепицы, и высокие купола Синклита, Пантеона и Яшмового дворца, за которыми присматривал исполин Великолепного Эдо. И стелы побед Царского шага, и многочисленные храмы, и семь разноцветных палат. И далекий Ипподром. Но больше всего его тогда поразило море. Оно окружало башню с трех сторон, и шум волн и перекатывающихся внизу валунов были столь сильны, что Кироту казалось, будто скала оторвалась от берега и поплыла вдаль, к залитой ярким солнцем морской бесконечности.

— И надо же было Тайвишам захапать лучшее место в городе, — пробурчал себе под нос глава рода Кардаришей.

Но всё это было уже почти неважным. Эпоха Тайвишей, и так затянувшаяся на долгие двадцать лет, подходила к концу. Жирдяй Шето нёсся, если эта туша вообще была способна двигаться быстрее престарелой черепахи, сквозь пепельные поля к Владычеству теней, а его сынку и прочим прихвостням оставалось совсем не долго.

Ещё день. Ещё всего один день и завтра ровно в полдень, когда Синклит откроет свои врата, а Верховный понтифик принесёт в жертву богам белого быка, благословляя собрание благородных, всё, наконец, закончится. И тогда, может быть, он вновь полюбит этот вид. А может, и сам посмотрит на Кадарский залив с той самой скалы, на которую лазил в детстве. Ведь победителям, как известно, полагается забирать себе трофеи.

Втянув носом свежий морской воздух и отойдя от мраморного парапета, Кирот Кардариш вернулся к большому столу, окруженному амфорами с тающим льдом. Возле них было прохладно, и Кадифская жара, от которой трещал и дрожал воздух, огибала это место, словно набожный алавелин жертвенный алтарь. Конечно, за такую прохладу Кироту приходилось платить безумные деньги, но, хвала богам, он мог себе это позволить. Ведь его род был очень богат.

Древние говорили, чтодля благородного мужа нет занятий более достойных, чем война и возделывание почвы. И если первого он сторонился сам, то со вторым у его семьи никогда не было проблем. На принадлежащих его фамилии обширных полях растили столько пшеницы и ячменя, что ими можно было бы накормить несколько городов, а вином с их виноградников, напоить ещё столько же. Но все же основу богатства его семьи вот уже несколько поколений составляли рабы из Вулгрии.

О, эта дикая и суровая земля, где всё ещё сохранялись племенные вожди, а многие местные обладали правами лишь палагринов, то есть и так почти рабов за пределами их куцых племенных владений, была настоящими даром для делового и толкового человека из высшего сословия. Как раз такого как Кирот и его предки. Выстроенная его семьей система принудительной аренды, займов, банкротств, набегов, поджогов и ограблений, исправно поставляла им живой товар. Причем делалась вся грязная работа самими вулграми, так и не сумевшими отказаться до конца от раздоров племён. Всё, как и было завещано его славным предком Лико Кардаришем, отлично умевшим извлекать из страданий дикарей их собственное семейное благоденствие.

Вот только уже не первый год поток столь ценного для Кардаришей товара падал. И падал он из-за проклятых Тайвишей, которые запустили туда свои торговые компании, развивая колонии, создавая мастерские и фактории и выдирая эту землю из дикости, нищеты и раздоров. А вместе с бедностью обычно уходит и долговое рабство. Впрочем, измельчание потока рабов последние годы компенсировалось ростом их цены. Рабов стало меньше? Ну что же, самое время оценивать их по новому. Так что большой трагедии для фамильных сундуков не происходило.

Не происходило, пока Тайвиши не решили поиграться в завоевателей.

Покорение земель харвенов стало подлинным проклятием для фамильного промысла Кардаришей. О, как же ударила по ним это проклятая война, а точнее — победа в ней щенка Тайвишей. Тысячи и тысячи невольников уходили сейчас на рынках по дешевке, сбивая цены и ломая привычные контракты. Они иссушали те реки серебра, что ещё недавно текли в фамильные сундуки Кирота, грозя его состоянию и самому будущему возглавляемой им династии.

Но Кирот был не из тех, кто предпочитал покорно сидеть и смотреть, как некая зарвавшаяся семейка губит его фамильное дело и его будущее. Он был деятельным человеком. И он действовал, как и всегда, стараясь сокрушить первым тех, кто мог сокрушить его самого. И как ему казалось, в этом деле он был весьма успешен.

Может Кирот, как, впрочем, и все другие алатреи, и не смог помешать столь удачной для Тайвишей военной кампании. Но он вполне мог прибрать к рукам все плоды их победы. И сегодня он был в шаге от этого.

Кирот взял с серебряного блюда гроздь винограда и оторвав зубами ягодку, взглянул на пустое пространство рядом с собой. Именно тут, ровно семь дней назад, они вместе с бывшим вещателем алетолатов решили всё.

Сардо Цведиш, сидел тогда на специальном кресле с приделанными колесами и смотрел куда-то вдаль, перебирая губами. Для Кирота так и осталось загадкой, как в этом скрученном переломанном теле, что пряталась в просторных одеждах, ещё теплится жизнь. Но калека был жив. И ясность его ума, совсем не пострадала от пережитых травм. Напротив, она словно даже отточилась, помножившись с ненавистью.

— Так ты точно хочешь уехать прямо сегодня? — задумчиво проговорил глава рода Кардаришей, когда несколько часов обсуждения остались позади. — Что, неужели совсем не хочется увидеть, как мы пожнем плоды наших долгих трудов?

— Я уэ шделал се што могх. (Я уже сделал всё что мог)

За прошедшие месяцы он стал говорить куда немного лучше и четче. Великие горести, похоже даже тот обрубок языка, что оставили ему ублюдки нанятые Тайвишами, он как-то приучил двигаться и издавать пусть и неправильные, но похожие на речь звуки.