Париж - Эдвард Резерфорд

Шарли поинтересовался связями Луизы с Англией, и она улыбнулась:

– Мои родители были англичанами, почтенными людьми. Отец был банкиром. К счастью, им не довелось узнать, чем я занимаюсь.

– Вот почему вы так идеально говорите по-французски: вы изучали язык.

– Да. В долине Луары.

Он спросил, живы ли ее родители.

– Увы, нет. – Она печально пожала плечами. – Погибли в аварии. Был сильный туман. Это случилось уже очень давно.

Шарли не скрывал, что творческие усилия Луизы произвели на него впечатление. Затем она показала ему комнату в стиле Дикого Запада. Следующая была задрапирована как шатер и дополнена низкой кроватью и множеством подушек.

– Это словно декорации к фильму «Шейх» с Валентино в главной роли! – воскликнул Шарли.

– Вы угадали. Тоже очень популярная комната. У нас есть клиент, высокий и красивый мужчина. Он приходит раз в неделю, всегда просит одну и ту же девушку и эту комнату. Они оба любят перевоплощаться.

Шарли восхитился Восточной комнатой и Испанской. Не так давно Луиза оформила Германскую комнату, взяв за образец замок Нойшванштайн.

– Я хотела, чтобы здесь играла музыка, – рассказывала она. – Вы понимаете – конечно, Вагнер. Но это слишком трудно, не приглашать же сюда целый оркестр. В Испанской комнате мы пытались заводить граммофон с записью «Кармен», да что-то не получилось, не тот эффект.

Примерно через полчаса они дошли до последней комнаты.

– Это все? – спросил Шарли.

– У нас была девушка, которая предлагала сделать в подвале темницу. Ну, вы знаете: цепи и все такое. Но я не согласилась. Кто знает, может, когда-нибудь передумаю.

Шарли отважился спросить, принимает ли Луиза клиентов сама.

– Никогда, – твердо ответила она. – Более того, у меня уже довольно давно нет любовника. Это должен быть мужчина, который будет мне интересен.

– Можно ли узнать, что станет вашей следующей темой?

– У меня появилась девушка, очень красивая, из Сенегала. Я планирую сделать для нее Африканскую комнату. Но пока не определилась с оформлением.

Затем Луиза пригласила гостя выпить чая в ее апартаментах. За столом задала ему несколько вопросов о его жизни. Ему же хотелось понять, как она прошла путь от дочери богатого банкира-англичанина до хозяйки борделя в Париже.

– Одно от другого не так далеко отстоит, как кажется, – ответила Луиза. – Меня послали во Францию учить язык. Мне здесь понравилось. Начала работать моделью у Шанель. Потом завела одного богатого любовника, второго. Немного денег я получила в наследство. Однако замуж не вышла и хотела иметь собственное дело.

– Значит, вы не работали на улице.

– Нет. У меня был друг… Мы с ним больше не общаемся, но он знал в Париже все, что нужно знать: от самых богатых домов до самой грязной лачуги. Знакомство с ним оказалось для меня очень полезным. Но, как вы догадываетесь, публичный дом вроде моего так же далек от бедных проституток на улице Сен-Дени, как ваш собственный дом далек от трущоб.

– Я часто видел таких девушек. Не могу сказать, что они показались мне привлекательными.

– Не приближайтесь к ним. Конечно, по большей части эти несчастные девушки просто пытаются выжить. Добыть кусок хлеба. Они не могут назначать высокую цену, поэтому им приходится брать до десяти клиентов в день. Нужно превратиться в машину, и это только ради того, чтобы не умереть с голоду. Плюс риск потерять здоровье… – Она вздохнула. – Париж – романтическая столица мира, но в изнанке великого города нет ничего романтического.

Он кивнул:

– Забавно, но вы напоминаете мне мою мачеху.

– Чем же?

– Она тоже очень творчески управляла собственным делом.

– У мачех дурная репутация.

– Свою мачеху я люблю. И она сделала моего отца счастливым.

– Рада за них.

– У меня есть еще вопрос. Я заметил одну картину, когда вошел сюда. Женщина на ней очень похожа на вас.

– Вы тоже так считаете? Да, но это просто совпадение. Я купила этот портрет в одной галерее, потому что с ним вместе продавались два эскиза, что нечасто встретишь.

Луиза поднялась и встала у окна. Стоял ясный октябрьский день. С голубого неба еще светило на Париж осеннее солнце. Она любила это время года, но по воскресеньям ее часто посещала странная меланхолия.

– Вы не хотите пойти прогуляться? – внезапно спросила она.

Они прошлись по старинной улице Ренар, пересекли большое открытое пространство перед Ратушей и по мосту через Сену попали на остров Сите. Солнце уже опустилось к западу, Сена горела золотом, но в воздухе над водой чувствовалась прохлада, которая заставила Луизу зябко поежиться. Они остановились перед Нотр-Дамом.

– Для ужина еще рановато, но я проголодалась, – сказала Луиза.

Они нашли бистро. Там было лишь несколько туристов, и в спокойной обстановке Шарли и Луиза перекусили и поговорили обо всем, что приходило им в голову.

К концу ужина было очевидно, что Шарли заинтригован ею еще больше, чем в начале встречи. Луиза сказала, что хочет вернуться домой, и он настоял на том, чтобы проводить ее. Чего она и добивалась.

Их роман начался в тот же вечер. Обычно встречались они по воскресеньям. Иногда он возил ее куда-нибудь в своем «вуазене». Иногда они оставались в ее квартире, и тогда она готовила для него. Им всегда было о чем поговорить.

К концу года не осталось комнаты, в которой бы они не занимались любовью. В обществе они никогда не показывались вместе. Луиза подозревала, что Шарли не рассказывал отцу и мачехе о ее существовании. И это ничуть не задевало ее. У нее был совсем другой план.

И этот план сработал. Перед Пасхой 1938 года Луиза сообщила Шарли, что беременна.

– Думаю, это случилось в комнате Дикого Запада, – сказала она.

1940 год

Оглядываясь назад, Мари сожалела, что не сделала больше, хотя понимала, что сделать больше не могла. Из-за Шарли его отец пережил столько боли! Правда, она знала, что мальчик этого не хотел.

Но какой смысл в сожалениях? Пришло время испытаний, и все изменилось.

Нельзя сказать, что Франция была совсем уж не готова к войне. Огромная линия оборонительных укреплений Мажино вдоль восточных границ была практически неприступна. Шестью годами ранее французская армия превосходила войска Гитлера и численностью, и вооружением. Даже если бы он напал три года назад, его все равно еще могли смять.

В 1936 году, когда Гитлер оккупировал часть Рейнской области и западные правительства согласились с этим, Мари говорила себе, что это, должно быть, к лучшему. В 1938 году, когда он оторвал приличный кусок от бедной Чехословакии, Франция и Британия закрыли глаза на свои соглашения с чехами и приняли в Мюнхене заверения Гитлера, что все его действия продиктованы стремлением к миру, Мари почувствовала себя неуютно.