Мемуары генерала барона де Марбо - Жан-Батист-Антуан-Марселен де Марбо

В то время как шла работа над строительством мостов и когда мой полк, так же как и все остальные части 2-го корпуса, ждал на левом берегу приказа переправляться через реку, император пешком переходил от одного полка к другому и разговаривал с солдатами и офицерами. Его сопровождал Мюрат. Этот гордый Мюрат, совершивший так много прекрасных подвигов, когда победоносные французы двигались на Москву, словно находился в помрачении ума с тех пор, как мы покинули этот город. Во время отступления он не принял участия ни в одном сражении. Все видели, как он в молчании следует за императором, будто не имеет никакого отношения к тому, что происходит в армии. Однако он, похоже, вышел из своего оцепенения перед Березиной в присутствии тех немногих полков, еще продолжавших сохранять в рядах порядок, что в тот момент было последней надеждой на спасение.

Мюрат очень любил кавалерию. Поскольку от полков, перешедших через Неман, оставались лишь немногочисленные эскадроны, входившие в корпус Удино, именно на них Мюрат постарался направить внимание императора. Наполеон восхитился прекрасным состоянием кавалерии в целом и моего полка в частности, потому что один мой полк по численности превосходил некоторые бригады. И действительно, у меня оставалось свыше 500 человек на лошадях, в то время как другие полки 2-го корпуса едва ли насчитывали по 200 человек. Поэтому я получил от императора очень лестные похвалы, которые во многом по справедливости относились к моим офицерам и солдатам, а не ко мне лично.

В этот момент я с радостью увидел, что ко мне подходит Жан Дюпон, слуга моего брата, его преданный помощник, чьи усердие, смелость и верность устояли перед всеми испытаниями. Оставшись один после того, как его хозяин попал в плен в самом начале кампании, Жан дошел до Москвы с 16-м конно-егерским полком, проделал весь путь отступления, ухаживая за тремя лошадьми моего брата Адольфа и обеспечивая их кормом. Он не захотел продать ни одну из них, несмотря на то что ему делали самые соблазнительные предложения. Этот храбрый юноша присоединился ко мне после пяти месяцев невзгод и лишений и принес с собой все вещи моего брата. Но, показывая их мне, он сказал со слезами на глазах, что его обувь полностью истрепалась и ему приходилось идти босиком по льду, поэтому он позволил себе взять одну пару сапог своего хозяина. Я оставил у себя на службе этого достойного уважения человека. Он оказался мне очень полезен, когда спустя некоторое время я был снова ранен в самые ужасные дни великого отступления.

Но вернемся к переправе через Березину. Через эту реку не только без труда перешли наши лошади, но и наши кашевары вместе со своими повозками. Это навело меня на мысль, что если мы выпряжем лошадей из многочисленных повозок, тащившихся за армией, то можно будет расставить повозки в реке одну за другой, чтобы создать несколько «переходов» для пехотинцев. Это бесконечно облегчило бы проход людских масс, которые на следующий день стали бы толпиться при входе на мосты. Эта мысль показалась мне столь удачной, что, хотя я и вымок до пояса, я вновь перешел брод, чтобы сообщить свою мысль генералам императорского главного штаба. Мой проект был одобрен, но никто не сдвинулся с места, чтобы сообщить о нем императору. Наконец генерал Лористон, один из его адъютантов, сказал мне: «Я поручаю вам создать эту переправу, полезность которой вы нам столь хорошо объяснили». Я ответил на это предложение, что в моем распоряжении нет ни саперов, ни пехотинцев, ни инструментов, ни свай, ни веревок, и к тому же я не должен покидать мой полк, расположенный на правом берегу и в любой момент могущий подвергнуться атаке. Мое дело — изложить начальству свои предложения, которые я считаю ценными, и вернуться на свой пост. Произнеся все это, я вновь вошел в воду и присоединился к своему 23-му полку.

Тем временем саперы инженерных войск и артиллерии наконец закончили наводить два временных моста, после чего пехоте и артиллерии корпуса Удино был отдан приказ переправляться. Как только они оказались на правом берегу, то разбили бивуаки в большом лесу, расположенном на расстоянии полулье позади хутора Занивки, где кавалерия, согласно приказу, должна была к ним присоединиться. Таким образом, под нашим наблюдением оказались Стахово и Томинки, куда приводит большая дорога из Минска. По этой дороге Чичагов увел все свои войска вниз по течению Березины. По этой же дороге он наверняка вернулся бы, чтобы напасть на нас, узнав о нашей переправе через реку возле Зембина.

27 ноября вечером император вместе со своей гвардией переправился через мосты и остановился в Занивках. Кавалерия получила приказ присоединиться к Наполеону в этом месте. Противник пока не появлялся.

Было много разговоров о несчастьях, произошедших с нами на Березине, но никто еще не говорил о том, что большинства из них можно было бы избежать, если бы генеральный штаб лучше понимал свои задачи и свой долг и воспользовался бы ночью с 27-го на 28 ноября, приказав перевести через мосты обозы и особенно тысячи разрозненных солдат, на следующий день так затруднивших переправу. Действительно, хорошо устроив мой полк на бивуаке под Занивками, я вдруг заметил отсутствие моей собственной лошади, на которую был навьючен небольшой ящик и конторские книги эскадронов. Я подумал, что возчик и кавалеристы, эскортировавшие эту лошадь, ждали наведения мостов. Они действительно ждали этого на протяжении многих часов, но так и не появились. Тогда, обеспокоенный их судьбой, а также судьбой драгоценной ноши, которая была им доверена, я решил лично помочь их переправе, поскольку думал, что мосты полны людей. Я отправился галопом в этом направлении, и каково же было мое удивление, когда я нашел мосты совершенно пустыми! Никто не переходил через них в этот момент, в то время как в ста шагах отсюда при ярком свете луны я увидел свыше 50 тысяч пеших солдат, потерявших свои полки. Они имели прозвище «торговцы жареным мясом». Эти люди спокойно сидели перед огромными кострами и готовили жаркое из конины, не подозревая, что находятся рядом с рекой, переправа через которую на следующий день будет стоить жизни многим из них. В этот момент они смогли бы перейти через нее совершенно беспрепятственно и завершить приготовление ужина на другом берегу. Вдобавок к этому ни один офицер из императорского окружения, ни один из адъютантов не находился там, чтобы предупредить этих несчастных и направить их на мосты!

Именно в этом лишенном порядка лагере я впервые увидел солдат, возвращавшихся из Москвы. От этого зрелища душа моя преисполнилась скорбью! Все чины и звания смешались там: солдаты, офицеры и даже генералы, у которых не было ни оружия, ни униформы. Одетые в лохмотья, они вместо обуви носили на ногах лишь обрывки кожи или тряпки, плохо связанные веревками! В этой огромной шумной толпе смешались тысячи людей различных национальностей, громко говоривших на всех языках европейского континента, не имея возможности понять друг друга!

Однако, если бы в корпусе Удино или в гвардии взяли несколько батальонов, находившихся еще в полном порядке, они бы без труда оттеснили эту людскую массу за мосты: ведь, возвращаясь к Занивкам и имея лишь нескольких ординарцев, я один сумел как с помощью убеждения, так и силой заставить две или три тысячи этих несчастных переправиться на правый берег. Но мой главный долг звал меня вернуться к моему полку, поэтому мне пришлось направиться туда.