Битва за Рим - Колин Маккалоу

О, что же было правильным, и кто был на самом деле прав? Если бы хоть один взрослый италик или ребенок сумел избежать резни и вернуться в Рим, то как смог бы он, Публий Сульпиций Руф, взглянуть в глаза этим беднягам? Чем он отличается от Митридата — разве он не убивал италиков тысячами? Разве он не был легатом при Помпее Страбоне и не дозволял все эти зверства?

Но несмотря на душевную боль и смятение, Сульпиций продолжал мыслить ясно и логически.

Рим не пристыдить, Сенат — тоже. Не пристыдить также и его собственное сословие, включая его самого. В Сенате, как и в нем самом, издавна сформировалось сознание римской исключительности. Сенат убил его друга Марка Ливия Друза. Сенат прекратил наделение римским гражданством после войны с Ганнибалом. Сенат оправдывал разрушение Фрегелл. Сенат, Сенат, Сенат… Люди его собственного класса, включая его самого.

Итак, теперь им придется заплатить за все. И ему, Сульпицию, тоже. Настало время, решил Сульпиций, когда Римский Сенат должен прекратить свое существование. Нет больше древних правящих фамилий, нет больше богатств и власти, сконцентрированных в руках немногих чудовищно несправедливых людей, которые могли бы в самый последний момент совершить преступление. «Мы были неправы, — думал Сульпиций, — и теперь должны расплачиваться. Сенат уйдет. Рим должен быть передан тем людям, которые являются нашими заложниками, несмотря на все наши уверения, что они обладают властью. Властью? Нет, пока существует Сенат, власть для народа существует только на словах — не считая присутствующих в этом зале, разумеется. Представители второго, третьего и четвертого сословий составляют основную часть римлян. И это большинство практически не обладает никакой властью. Подлинное богатство и власть представителей первого сословия неотделимы от богатства и власти Сената. А потому они также должны уйти».

Стоя рядом с Марием и Цинной (почему Цинна оказался в оппозиции? что связывало его с Гаем Марием, кроме случайности?), Сульпиций взглянул на плотную толпу сенаторов, которые были с ним не согласны. Там находились его лучшие друзья Гай Аврелий Котта (назначенный сенатором в двадцать восемь лет, поскольку цензоры приняли слова Суллы близко к сердцу и попытались заполнить это великолепное собрание, Сенат, соответствующими людьми) и младший консул Квинт Помпей Руф, покорно примкнувшие к остальным, — неужели они не сознавали своей вины? Почему они смотрят на него так, будто виновен он один? Да, он виновен! И сознает это — в отличие от них!

«И если они не понимают этого, — продолжал размышлять Сульпиций, — тогда я буду ждать своего часа, пока эта новая война — ох, почему мы всегда воюем? — только еще разгорается. Люди, подобные Квинту Лутацию и Луцию Корнелию Сулле, будут принимать участие в новой войне, а потому не смогут противостоять мне в Риме. Я подожду. Я дождусь своего часа, и тогда я прикончу Сенат, а с ним и первое сословие».

— Луций Корнелий Сулла, — объявил принцепс Сената Флакк, — прими командование в войне против Митридата во имя Сената и народа Рима.

* * *

— Только где же мы найдем деньги? — спрашивал Сулла во время обеда в своем новом доме.

Вместе с ним находились братья Цезари, фламин Юпитера Луций Корнелий Мерула, цензор Публий Лициний Красс, банкир и торговец Гай Оппий, великий понтифик Квинт Муций Сцевола и Марк Антоний Оратор, только что вернувшийся в Сенат после продолжительной болезни. Список гостей Суллы был составлен таким образом, чтобы можно было ответить на его вопрос. Если только на этот вопрос вообще существовал какой-либо ответ.

— А осталось ли что-нибудь в казне? — спросил Антоний Оратор, сам не веря в возможность подобного. — Я имею в виду, все мы знаем, как городские квесторы и трибуны ведут себя в отношении казны: они всегда настаивают, что она пуста, в то время как там полна чаша.

— Поверь, Марк Антоний, там действительно ничего нет, — твердо ответил Сулла. — Я сам несколько раз был в казне и очень озабочен, как бы кто-нибудь не узнал, что я туда ходил.

— А как насчет храма Опы? — поинтересовался Катул Цезарь.

— Тоже пусто.

— Хорошо, — произнес великий понтифик Сцевола, — но имеются же золотые запасы римских царей — как раз на случай крайней необходимости.

— Какие запасы? — воскликнул хор из нескольких голосов, включая Суллу.

— Я сам не знал о них, пока не стал великим понтификом, клянусь честью, — ответил Сцевола. — Они находятся в подвале храма Юпитера Наилучшего Величайшего и составляют примерно двести талантов.

— Великолепно, — иронично заметил Сулла. — Нет сомнений в том, что, когда Сервий Туллий был царем Рима, этого бы хватило, чтобы начать войну, которая бы прекратила все войны. Но в наше время этого достаточно только для того, чтобы послать четыре легиона сражаться на шесть месяцев. Я уже спешу сделать это!

— Это только начало, — спокойно заметил Тит Помпоний.

— Почему бы вам, банкирам, не ссудить государству пару тысяч талантов? — поинтересовался цензор Красс, который страстно любил деньги, но никогда не имел их в достаточном количестве. Он владел только оловянными концессиями в Испании, а потому был слишком занят наведением порядка в этой стране.

— У нас не столько денег, чтобы ссудить их, — терпеливо разъяснил Оппий.

— Кроме того, для хранения избыточных запасов большинство из нас пользовались банкирскими домами в провинции Азия, а это означает, что сейчас именно Митридат стал собственником наших запасов, — вздохнул Тит Помпоний.

— У вас должны быть какие-то деньги здесь! — фыркнул цензор Красс.

— Они есть, но их недостаточно для того, чтобы дать в долг государству, — твердо произнес Оппий.

— Фактически или фиктивно?

— Фактически, Публий Лициний, фактически — и это правда.

— Разве кто-либо из присутствующих здесь не согласен с тем, что нынешний кризис более значителен, чем даже италийский? — поинтересовался Луций Корнелий Мерула, фламин Юпитера.

— Да, да, — энергично ухватился за эту идею Сулла, — спросите кого угодно — и уверяю вас, вам скажут: если Митридат не будет остановлен, он сделается царем Рима!

— Поскольку мы никогда не получим от народа разрешение распродать ager publicus, существует единственный способ в короткое время получить деньги, кроме введения новых налогов, — сказал Мерула.

— Какой?

— Мы можем продать все государственное имущество поблизости от Римского Форума. Для этого нам не потребуется разрешения народа.

Наступило гнетущее молчание.

— В такие скверные времена нам не удастся продать государственное имущество, — печально заметил Тит Помпоний, — таковы законы рынка.

— Я даже не уверен в том, что земля вокруг Форума является государственной собственностью — за исключением, разумеется, жреческих зданий, — заговорил Сулла, — но мы не сможем продать их.

— Я согласен с тем, что продавать их было бы неправомерно, — подхватил Мерула, проживавший в одном из общественных зданий, — тем более что имеется и другая собственность. Склоны Капитолия внутри Фонтинальских ворот, а также напротив Велабра. Лучшие участки для больших домов. Имеется также большая полоса земли, на которой располагаются рынки.