Возвращение из Трапезунда - Кир Булычев

Вся эта сцена медленно перемещалась назад, потому что торможение транспорта происходило куда медленнее, и он все еще продолжал идти вперед, оставляя сзади гидроплан и миноносец.

Но пока еще эта сцена разворачивалась в достаточной близости от Андрея, настолько, что он мог видеть детали и даже узнать летчика, который довольно легко выскочил на плоскость гидроплана и пошел по ней, держась за стойки, чтобы встретить шлюпку с миноносца. Усатая физиономия летчика была Андрею отлично знакома — это был военлет Васильев в облегающем голову пилотском шлеме, кожаном костюме и высоких крагах, а на шее, как черное ожерелье, висела пустая повязка, на которой военлет носил якобы раненую руку.

Андрей посмотрел вдоль борта. Он увидел, что за эволюциями миноносца наблюдают три сестры милосердия, санитар в белом, измазанном кровью халате и усатый доктор с узкими серебряными погонами. Андрей поглядел на часы — было половина седьмого утра. Лучи солнца вспыхивали на мелкой утренней ряби. Васильев, присев на корточки, передал офицеру, что был в шлюпке, длинный конверт. Откозырял и начал медленное обратное путешествие по крылу в открытую кабину. Перед тем как забраться в нее, он поглядел на «Измаил», увидел зрителей и помахал им рукой. Сестры милосердия стали радостно махать в ответ, как будто военлет специально прилетел, чтобы доставить им удовольствие.

Вместо того чтобы вернуться к своему кораблю, шлюпка с миноносца направилась к «Измаилу», который тем временем уже совсем остановился. Гидроплан и шлюпка остались так далеко позади, что четырем гребцам в ней пришлось поднапрячься, догоняя «Измаил».

Андрей видел, как матросы побежали к борту, чтобы опустить веревочный трап. Наклонившись, он увидел, как трап, развернувшись, коснулся воды.

Между тем Васильев занимался очень будничным и совсем не пилотским делом — он достал из кабины большой бидон и наливал из него в открытое в носу самолета отверстие сверкающую под солнцем жидкость. Он наполнял бак бензином, потому что иначе не хватило бы горючего на обратный путь. Васильев вылил бензин, положил пустой бидон в кабину, потом уселся и опустил на глаза очки. Гидроплан остался настолько далеко сзади, что приходилось наклоняться над поручнями, чтобы увидеть его… Вот Васильев включил мотор, винт лениво повернулся, еще раз, еще… мотор чихнул и замолк. Андрей так внимательно вслушивался в голос мотора, что пропустил момент, когда лейтенант с миноносца поднялся на палубу транспорта и побежал к мостику, чтобы передать письмо.

Что могло быть в нем? Какая срочность заставила послать самолет вдогонку за «Измаилом»?

— Какая может быть срочность, чтобы послать самолет за нашей калошей? — услышал Андрей голос, вторивший его мыслям.

Это Иван Иванович бесшумно подошел и встал рядом.

— Я проснулся, — сказал крестьянский сын, — потому что не люблю неожиданностей. Почему бы «Измаилу» останавливаться посреди моря?

— Сейчас узнаем, — сказал Андрей.

Иван Иванович пошел вперед по палубе.

— Ты куда? — спросил Андрей.

— Попробую подняться на мостик и подслушать, — сказал Иван Иванович. — Может быть, им сейчас не до меня.

Андрей не стал ничего говорить, только пожалел, что эта мысль пришла не ему — не бежать же теперь следом за Иваном?

Так что Андрею оставалось лишь наблюдать.

Андрей повернулся к морю. Гидроплан начал разгоняться, поднимая своими лаптями белые бурунчики, — он несся по мелкой ряби все быстрее и вот, под возгласы сестер и взмахи их белых платочков, взлетел наверх, сделал круг над «Измаилом» и взял курс на юго-запад. Андрей долго смотрел ему вслед, пока гидроплан не превратился в точку и не исчез в чистом синем небе.

Становилось тепло, хоть шел всего восьмой час.

Медсестры отошли от борта — вернулись к своим обязанностям.

Андрей увидел, как с мостика быстро спускается группа людей, возглавляемая самим капитаном «Измаила» Белозерским. Белая борода капитана развевалась от быстрого движения, за ним спешили два офицера, и замыкал шествие Иван Иванович, который уже вел себя так, словно следование в кильватере за капитаном — его привычное занятие. Когда группа проходила мимо Андрея, из-за надстройки выбежали два матроса и присоединились к шествию.

Тут уж и Андрей решил не тушеваться. Он пошел за капитаном, и когда офицер, шедший рядом, спросил его:

— Вы зачем?

Андрей ответил:

— Надо! — Он был убежден, что надо, что чрезвычайное происшествие каким-то образом связано именно с их экспедицией.

Уверенность не обманула Андрея — процессия вошла в коридор, что вел к каюте профессора Авдеева. Перед его дверью все остановились. Капитан постучал костяшками узловатых пальцев в дверь и, когда никто не откликнулся, постучал куда громче.

— Что? Что? — донесся испуганный голос из-за двери.

— Это я, Иван Петрович, — ответил капитан. — Капитан второго ранга Белозерский. Я прошу вас немедленно отворить дверь.

— Что вы, что вы! — послышался ответ — глухо — через дверь. — Вы забываете, что сейчас всего семь часов утра?

— Меня не волнует, сколько сейчас часов утра, — сказал капитан. — Откройте и попросите вашу супругу быстро одеться.

— Я удивлен, — сказал Авдеев, приоткрывши дверь, чтобы удобнее было переговариваться. Авдеев был в длинной ночной рубашке, на голове красный байковый колпак, и усы уложены в особые футлярчики, чтобы не мялись, — зрелище было более чем комическое, и один из офицеров, помоложе, не удержался, громко фыркнул.

Авдеев смотрел на капитана и офицеров снизу вверх, его черные глаза метали молнии, он сорвал футлярчики с усов, те разлетелись в стороны, как черные тараканы.

— Госпожа Авдеева, — сказал капитан, — мне надо войти! Если вы не оденетесь сами, то я войду, не обращая на вас внимания.

— Евграф Михайлович! — не выдержал тут Авдеев, отказавшись от формальных обращений. — Вы что, рехнулись, что ли?

Тогда капитан Белозерский отстранил маленького плотного Авдеева в сторону, шагнул в каюту, затем обернулся и поднятой ладонью приказал остальным ждать в коридоре. И захлопнул за собой дверь.

Оставшиеся в коридоре молчали. И понятно почему — все надеялись услышать, о чем будут говорить в каюте, ведь никто толком не знал, что привело капитана в каюту в столь неурочный час.

Голоса гулко доносились из-за двери, они были приглушены, перебивали друг друга, потом наступила пауза — Андрей понял, что капитан показывает Авдееву письмо, полученное им с гидроплана. Молчание длилось минуты три — после этого снова возникли голоса.

Затем дверь в каюту открылась — в ней стоял Белозерский.

— Я еще раз говорю, — сказал он, — во избежание опасности, риска я прошу всех посторонних удалиться — и в первую очередь вас, мадам! — Это относилось к профессорше.

— И не подумаю, — ответила та, — это клевета!