Третий проект. Спецназ Всевышнего - Сергей Кугушев

Столь же трагичная метаморфоза произошла с «ощущением взаимной общности». Великорусский этнос неудержимо разваливается на региональные субэтносы, и недавнее учреждение семи федеральных округов только констатировало реальность этого процесса. Конечно, говорить о складывании в каждом из этих округов полноценных этносов еще нельзя: на сегодняшний день отчетливо прослеживается только одна нарождающаяся этническая граница – между Москвой и «остальной Россией». Отношение к этому городу в каждом из регионов все более склоняется в сторону «отрицательной комплиментарности», и это парадоксальным образом их объединяет. Материальные основы повсеместной региональной антипатии к Москве хорошо известны: это не имеющая мировых аналогов концентрация финансовых (до 85 %) и информационных (до 100 %) ресурсов огромной страны в одном городе, что создает резкий контраст в мироощущении жителей столицы и собственно России. Но главным фактором здесь является «малороссийское» сознание фазы обскурации, заставляющее москвичей самих рубить ветвь, на которой держится все их благоденствие, – проводить целенаправленную политику самоизоляции от России, вплоть до введения «де факто» собственного гражданства, депортаций и поощряемых властями издевательств над русскими из других регионов, вынужденно приезжающими в Москву на заработки. И если даже город, который сотни лет был символом всероссийского единения, стал сегодня вопиющим примером сепаратизма, то распад нынешней России на самостоятельные государственные образования неизбежен. Общий язык не будет серьезным препятствием для возникновения «многих русских этносов» – достаточно взглянуть на разницу этнических стереотипов у американцев, англичан и жителей англоязычного острова Мальта…

…Россия ушла на дно, как затонувшая подводная лодка. Погибла великая этническая форма, которая много столетий определяла лицо российской цивилизации. Но дух, наполнявший эту форму, никуда не делся. Он нуждается в новом оформлении, в новом этносе, который даст новую жизнь российской цивилизации. Мы говорим о китежанах – не о конфессии или партии, а именно о новом народе, призванном осуществить эту миссию.

Этот народ складывается из последних пассионариев прежнего этноса, – из тех, у кого сохранилось представление о великой, глобально самобытной форме, в которой только и может достойно существовать российская цивилизация, есть энергия, необходимая, чтобы ее создавать, но вместе с тем и великая неудовлетворенность подделками, попытками реставрировать то, что ушло безвозвратно. Искусственный подъем этой лодки уже ничему не поможет – все настоящее поднимается и обретает себя само.

Этногенез не имеет ничего общего с «принципом крови», «расовой чистотой» и другими подобными химерами. Этнос – это уникальный сплав жизненной энергии и особых психологических качеств. Новый этнос рождается как «консорция» – общность людей, связанных единством судьбы. Никакая медиакратия, господство массовой культуры, тотальной профанации и симуляции этот процесс остановить не может. Новый народ может возникнуть в любой культурной и социальной среде – от сторонников различных философских школ до фанов того или иного музыкального стиля. Единственный определяющий фактор – воля пассионариев, связанных общими устремлениями и единой судьбой. Соответствующий себе масштаб этнос обретает только когда представители нового оригинального стереотипа поведения, комплиментарно настроенные друг к другу, составят некую «критическую массу», явственно различимую на общем фоне прежнего этноса и сопоставимую с ним. Это сопоставление не обязательно должно быть численным – здесь все решает пассионарная энергетика, которой у нового этноса заведомо больше, потому что он ориентирован на историческое творчество, а не на пассивное выживание, как прежний.

Почему мы выбираем своим символом Китеж? Китеж – предание о сокрытой и вновь обретенной полноте бытия, русское предание о «земле обетованной», которую еще нужно открыть. Он стоит в одном ряду с мощнейшими мифами, изменившими лицо мира и оставившими на его карте новые государства и народы (например, США и современный Израиль, само название которого всего сто лет назад тоже считалось «не более, чем мифом»). Особое достоинство этого мифа в том, что Китежа нет и никогда не было, его нельзя «возродить», его можно создать только с чистого листа. Здесь открывается решительный выход за пределы «доинтерпретации» прежних реальностей, с помощью которой современная культурная среда превращает в попсовую жвачку любые остатки прошлого. Это абсолютный миф – и потому его невозможно соотнести с чем-то уже существовавшим в истории, выдать за некую музейную «реставрацию», привести толпу «экспертов по Китежу», которые разложат по полочкам: что есть Китеж, а что Китежем не является. В русской традиции китежский миф не связан с какой-то одной определенной эпохой – он проявляется в дохристианских сказаниях, в летописях староверов, в поэзии Серебряного века, в русском роке. Не связан он и с какой-либо географической конкретикой: хотя одна из популярных легенд связывает его с приволжским озером Светлояр, но она относится лишь к периоду борьбы с татаро-монгольским нашествием. А Китеж существовал в восточнославянской мифологии и до него, а впоследствии староверы вообще расширили его «сакральную географию» до глобальных масштабов, соединив этот миф с преданиями о волшебном Беловодье и «островах блаженных».

Мы сами будем решать, что такое Китеж и каким он станет. Ведь полнота бытия, сокрытая в Китеже, может прийти только изнутри, только из недр собственной души, где хранятся великие архетипы нашей культуры. Именно поэтому из всех мифологических Китежей нам ближе всего Китеж староверов-беспоповцев, которым впервые удалось добраться до его глубины, до той самой точки, где абсолютная самобытность тождественна абсолютной свободе, – а не противоречат друг другу, как нас сегодня пытаются убедить воюющие между собой осколки прежнего этноса.

…Форма, которую принимает китежский этнос, соразмерна эпохе и символу. Это не компактная организованная масса, а децентрализованная структура, сеть автономных сообществ, не связанных иерархией и субординацией. Китеж – «место, которого нет», «отсутствующий центр», вокруг которого вырастает этот новый народ. Такое сообщество невозможно запретить или уничтожить. Подобно тому, как рассеянные по ойкумене христианские общины покорили ветхую империю и вырастили на ее обломках новую цивилизацию, так и теперь китежские общины образуются в самом средоточии старого этноса и постепенно становятся новым центром кристаллизации. Это как бабочка внутри куколки, которая переваривает старое тело гусеницы и превращает его материю в свои крылья.

Этнос китежан начал складываться в 90-е годы ХХ века параллельно тому, как постсоветские остатки великорусского этноса провозгласили себя «россиянами». Но на самом деле никакой «России» тогда не возродилось, сколько бы не вытаскивали из нафталиновых сундуков ветхой геральдики и атрибутики. «Россия» 90-х возникла как «гигантская обезьяна, забравшаяся на склад исторического реквизита всех времен и народов. Большая обезьяна, бесхозная и, главное, – не жилец… Не зная, что делать, она лихорадочно завладевает все новыми значками, магически полагая, что сумма обозначений реального когда-то пересилит гложущую пустоту, придав небывальщине статус вещи. Но перед нами пока что лишь активная нежить; эктоплазма. Имя „Россия“ слишком велико, непосильно для этой страны. Может быть, оно и пришло слишком рано?»