Повести и рассказы - Исаак Григорьевич Гольдберг

Калерия Петровна густо покраснела. Вздрагивающим голосом она пролепетала:

— Я теперь замужем, и не понимаю…

Посетитель насмешливо оглядел Калерию Петровну, улыбнулся и поднял обе руки, словно отталкивая что-то от себя:

— Ах, не в этом смысле! Не в том!.. Александр Викторович и не помышляет разрушать ваше семейное благополучие!.. Видите ли, ему, как вам известно, не всегда удобно появляться всюду. Вот он и надеется на ваше содействие. Как уже однажды это было…

Калерия Петровна встретила упорный взгляд. Лицо чужого, неожиданно появившегося человека улыбалось, но в глазах была холодность и даже некоторая угроза. Почувствовав эту угрозу, Калерия Петровна беспомощно оглянулась.

— Дело, просто говоря, заключается в пустяке. Ну, скажем, появится здесь Александр Викторович и надо дать ему возможность передохнуть в сохранности. А, может быть, как и в тот раз, кой-какими бумажками снабдить. В сущности, плевое для вас дело… А для Александра Викторовича ваше содействие — в некотором роде, может быть, сохранение жизни…

У Калерии Петровны от волнения задрожал двойной подбородок. Она что-то поняла. Этот неизвестный является откуда-то с опасным предложением, является затем, чтобы разрушить, может быть, ее налаженную спокойную жизнь. Он приходит от имени Александра Викторовича, когда-то близкого, а теперь совершенно чужого человека. Нет, нет! Она не хочет! Она не повторит той, прежней глупости! Она не согласна.

Калерия Петровна собрала все свое самообладание и, решительно встречая ждущий, холодный взгляд незнакомца, заявила:

— Я ничем, решительно ничем не могу быть полезной Александру Викторовичу… Так и передайте ему, когда увидите его…

Посетитель пристально поглядел на Калерию Петровну. Он весь подобрался, хотел что-то сказать, но сдержался. И сразу повернулся к дверям.

— Значит, я так и передам Александру Викторовичу, — сказал он, открывая двери.

Калерия Петровна ничего не ответила ему. Она закрыла за ним дверь, прислушалась к затихавшим шагам и только потом прижала руки к учащенно бившемуся сердцу. И тяжело вздохнула.

А когда вернулся домой с работы Огурцов, она долго ходила перед ним притихшая и настороженная. Он заметил ее состояние и спросил:

— С тобой что?

— Ничего! — ответила она. Но снова тяжело вздохнула.

4

Пограничники часто бывали в гостях у соседних колхозников.

Иногда в колхоз выезжали с музыкой и устраивали веселый концерт. Колхозная молодежь весело и радостно встречала красноармейцев. Девушки шли охотно танцовать с ними. Парни пристраивались к певцам. Даже старики не отставали от молодежи. Бородатые деды выползали из своих углов и теснились поближе к веселым и приятным гостям.

Владислав приохотился к таким редким вылазкам в гости. Раньше он никогда не соприкасался близко с деревней, с колхозом. Он знал крестьян и колхозников только по встречам в городе да по наслышке. И вот, побывав в этом отдаленном колхозе, он с жадностью стал приглядываться к жизни, которая там кипела, и к людям, которые по-новому создавали свой быт.

В этом колхозе Владиславу показали, между прочим, двух женщин, задержавших в прошлом году диверсанта, перешедшего границу.

Про случай этот рассказывали просто и скупо. Рассказал муж одной из женщин.

— Чего тут толковать. Наши колхозницы не робки. Моя Аксинья не промах. Шли они с Пелагеей Медведевской от заставы. Дело, вишь, было там у них. Ну, идут чин-чином. По дороге никого не предвидится. Дело к вечеру. А к нам от заставы две дороги: одна, которая поближе, от границы вкось загнулась, а дальше которая, так та почти вдоль рубежа идет. Пелагея и уговори мою Аксинью: «пойдем, — говорит, — той дорогой, дальней, больно погода хорошая, воздух духовитый, вольготно пройдем и с приятностью…» Аксинья согласилась. Они и пошли почти коло рубежа. Ну, идут… А дальше примечают, бредет себе человек и оглядывается по сторонам. Увидал их, сначала будто в сторону поддаться сноровил, а потом насмелился и к ним: «Как, говорит, гражданочки, мне туды-то, мол, пройти?» Они оглядели его и стало им сумнительно. Человек незнакомый, кто его знает, откуда да зачем в наши края, да еще коло самого рубежу бродит. Моя-то смекнула да незаметно и мигни Пелагее. И говорит тому-то, неизвестному: «А пойдемте, мол, с нами, мы как-раз туды и идем». Они видят, что он местов наших совсем не знает и в путях-дорогах наших ничего не смыслит. И повели его кружным путем да аккуратно к заставе. А он, как только очухался и сообразил штуку-то эту самую, сразу оружье выхватил. Ну, только не успел: тут его пограничники сразу сцапали… А после и дознато было, что перешел он рубеж с лихой мыслью. Сам сознался… наших колхозниц ведьмами обозвал. «Ведьмы вы большевицкие, говорит, живыми вас жечь надо!..».

В этом году группа пограничников ездила в колхоз помогать колхозникам на уборочных работах. Поехал с другими и Владислав.

Полевые крестьянские работы были ему непривычны. Сначала он мало чем был полезен колхозникам, и те добродушно посмеивались над ним. Но его быстро научили грести и копнить сено, и он пошел наравне с другими.

После трудового дня было приятно растянуться на пахучем сене и слушать, как позванивает кровь в ушах и как отходят онемевшие усталые руки. И Владислав закрыл глаза и бездумно отдыхал.

И снова назойливая память принесла ему тягостные отрывки прошлого: ночевки и отдыхи где-нибудь в грязном, закопченном углу, смрад, вонь, жестокие побои… Владислав потянулся и тихо застонал. Отдыхавший рядом с ним пограничник тронул его за локоть:

— Ты что это, Синельников? Захворал?

— Нет! — приподнялся Владислав, виновато улыбаясь. — Так что-то…

— С непривычки, значит…

Владислав промолчал.

В колхозе Владислав познакомился с хорошей девушкой. Он сразу заметил ее — черноглазую, смуглую сибирячку с ослепительно белыми ровными зубами, с густым руном темных волос, среднего роста, ловкую и насмешливую. Когда пограничники завели пляски и стали вызывать девушек на танцы, Владислав не выдержал и подошел к этой девушке.

— Пойдем, потанцуем!

— А я по-вашему, по-городскому не умею! — лукаво сверкнула улыбкой девушка.

— Давай русскую!

Баянист-пограничник по просьбе Владислава заиграл русскую. Девушка выждала плясового вызова, постояла, поставив руки на крутые бедра, пока Владислав выбивал перед ней дробь ногами и выделывал разные коленца. А потом выпрямилась, закинула одну руку за голову и поплыла. Ее движения были полны легкости и непринужденности. Она перебирала ногами почти незаметно. И лицо ее стало строгим и проникновенным. Она обошла по кругу, поглядывая манящим взглядом через плечо на Владислава. Она все ускоряла и ускоряла движения. И вот — она закружилась вокруг Владислава — легкая и неуловимая. А баян надрывался и захлебывался веселыми переборами, а люди кругом ликовали, хлопали в такт ладошами,