Охота на Минотавра - Николай Чадович

– Император и императрица. Стала бы я тебя иначе беспокоить.

– Но ты хотя бы гречанка?

– Греческий язык знаю.

– А еще какой-нибудь?

– Твоему господину нужна жена или толмачка?

– Пока ему нужна невеста. А к невестам, сама знаешь, предъявляются некоторые… особые требования. Так заведено даже у варваров.

– Я готова пройти проверку. Здесь наверху есть свободные комнаты, сдающиеся за умеренную плату. – Анна, по сути, говорила кощунственные вещи, но словесный срам совсем не вредил ее загадочному и притягательному облику, как все на свете бури и грозы не могут повредить свету вечно юной луны.

– Увы, я не повитуха… – вздохнул Добрыня.

– Но и не евнух, надеюсь… Оставь на столе монету. Одной силиквы будет вполне достаточно.

Прежде чем встать из-за стола, она опорожнила недопитый Добрыней кубок и сказала скорее тоном нравоучительным, чем извиняющимся:

– Не удивляйся. Настоящие кесаревны тоже пьют вино. И до свадьбы знаются с мужчинами. Но больше всего им хочется сбежать из этого поганого города…

Одной силиквы – крошечной серебряной монетки – не хватило. Дабы остаться до утра, пришлось добавить еще две, а на вино ушел целый тремис – монетка тоже маленькая, но зато золотая.

– Как же нам быть дальше? – спросил Добрыня при свете нового дня.

– Ты о чем? – Блеск в глазах Анны не только не угас, а, похоже, стал еще интенсивнее, и было непонятно, какая именно страсть порождает его: похоть, гордыня, властолюбие, алчность или просто охота к перемене мест.

– Да все о том же… О требованиях, предъявляемых к невесте.

– Разве я не понравилась тебе?

– Я просто потрясен. Честно говорю.

– Значит, понравлюсь и Вольдемару. А что касается всего остального… Ты слышал что-нибудь о магометанском рае?

– Приходилось.

– Девицы, услаждающие там праведников, каждый раз возобновляют свою невинность. Вполне вероятно, что я одна из этих сладострастных гурий, покинувшая небо ради грешной земли. Твой господин получит все, что может дать ему стыдливая и непорочная невеста. Не беспокойся об этом. А вот о моем приданом побеспокоиться не помешало бы.

– Большого приданого Владимир не ожидает. Царьградские кесари известны своей прижимостью. Главное для него – почет.

– Но хоть какие-то платья и украшения я должна иметь! Или ты хочешь, чтобы я предстала перед князем нагой?

– Нагота – лучшее украшение женщины. Ладно, время у нас еще есть. Попозже что-нибудь придумаем…

– Послушай, все варвары такие тяжелые, как ты?

– Нет, просто я богатырь.

– Как долго продлится наша дорога?

– Месяца три-четыре. А что?

– А то, богатырь, что твой господин не обрадуется, если я разрешусь от бремени через пять месяцев после свадьбы. Так что не особо увлекайся.

– Уж потерпи. Когда мне еще придется побаловаться княжеским телом…

Теперь остался сущий пустяк – найти митрополита. Отправляясь на поиски, Добрыня в помощь себе прихватил черноризца Никона, имевшего кое-какие связи в церковных кругах.

Большинство попрошаек, христорадничавших у царьградских храмов, назубок знали Святое Писание и были весьма сведущи в вопросах теологии, да вот только достойного впечатления не производили – все сплошь одноногие, горбатые, кривые, паршеголовые, рябые, золотушные.

Лишь возле церкви Святой Богородицы при Кладезе взор Добрыни задержался на одном нищем, вид имевшем хоть и звероватый, но какой-то на диво величественный. Особенно удалась борода – длинная, пышная, вся пронизанная нитями благородной седины.

Одет попрошайка был в неописуемые отрепья, а на ногах, покрасневших от холода, не имел даже онуч.

– Кто это? – поинтересовался Добрыня.

– Михаил, – неохотно ответил Никон. – Бывший афонский послушник. Ныне известный ересиарх. Недавно с каторги вернулся. Одни зовут его Обличителем, другие Хулителем.

– Кого же он обличает?

– Всех подряд. Только затронь его – он и тебя обличит.

– Надо попробовать… Эй, человече! – Добрыня обратился к нищему. – И не зябко тебе босыми ногами на снегу стоять?

– То, что тебе снегом видится, для меня пух ангельский, небесами ниспосланный! – ответил нищий гулким басом. – Богу надо чаще молиться, греховодник, авось тогда и прозреешь.

– Зачем же ты меня ни за что ни про что греховодником обозвал? Не по-христиански это.

– Грех обличать – главная христианская добродетель! Кто объедается, бражничает и знается с блудницами, тому закрыты врата рая. Это тебя, блядин сын, касается!

– Коли ты такой ревностный поборник веры, так шел бы в храм служить, – посоветовал Добрыня, приглядываясь к горлопану то с одной, то с другой стороны. – Нынче многим заблудшим душам поводыри и указчики требуются.

– Те, которые ныне в храмах служат, сами отпали от истинного бога, отреклись от духа животворящего, продались мамоне! – Нищий плюнул в сторону церкви. – Не Спасителя славят, а диавола! Град святого Константина в новый Вавилон превратили! Лукавым блядословием свои богомерзкие делишки прикрывают!

– Уж больно ты крут, отец родной. – Бывший афонский послушник определенно нравился Добрыне. – Не каждому по плечу отречение и подвижничество. Слаб человек. Прощать его надо.

– Как прощать того, кто из человека в алчного пса превратился! – Возмущению Михаила Обличителя, то бишь Хулителя, не было предела. – Истреблять их надлежит, как Спаситель бесов истреблял! Истинный христианин мирские соблазны отвергает и в вере не покой, а борение себе ищет.

– Твои слова, должно быть, не всем нравятся. Через них и пострадать можно.

– А разве я не страдаю! Кому-то суждено дудкой потешной быть, а кому-то – божьим колоколом. Пока язык мне не вырван, буду блядодеев обличать, которые в патриарших хоромах засели. Пусть мучают меня, пусть бичуют, пусть на цепь сажают, аки зверя лютого, – все одно не сдамся на их милость!

– Тяжко тебе приходится, человече, – посочувствовал Добрыня. – Один против всех не сдюжишь. Коли ты здесь таким суровым гонениям подвергаешься, так взял бы и ушел куда подальше. Учреди в отдаленном месте свою собственную епархию и славь там истинного бога себе на радость и людям во спасение.

– Где же ту епархию сыскать? – Михаил скорбно затряс бородой. – Разве что в царстве Гога и Магога.

– Можно и поближе. – Добрыня подмигнул Никону, с сомнением вслушивающемуся в этот разговор. – К примеру, в земле Русской.

– А это что еще за глушь такая? Кто эту землю создал – Господь Бог али сатана? Кто ее населяет – люди али твари бездушные?

– Земля сия обширна и обильна, лежит на полночь отсюда, за морем, – пояснил Добрыня. – Люди, ее населяющие, божьим промыслом одушевлены, однако имеют склонность к язычеству. Ты для них первым святителем станешь. Наперед могу сказать, что, когда град Константинов падет под ударами неверных, столица земли Русской, коей пока и в помине нет, провозгласит себя Третьим Римом и столпом православной веры.